Вячеслав Королев - В лесах Карелии

— Отдохнуть тебе, Сергей Иванович, надо, серьезно отдохнуть, — озабоченно проговорил москвич, — нервы у тебя вытрепаны основательно, так нельзя.

Ковалев вытер платком губы, отпил два глотка из стакана и возразил:

— Нет, Борис Иванович, отдыхать я пойду не сейчас. Дадим через год двадцать миллионов, и ты увидишь меня в другой роли. Много сил вложено в эти двадцать миллионов. Но с еще большей энергией я буду бороться за сокращение рубок в Карелии. Хватит. А потом можно будет идти на отдых. Вот так, уважаемый товарищ. Сделаю — и совесть станет на место. Тогда я займусь стенокардией вплотную. Если успею, конечно.

В 1964 году Карелия выполнила наконец задание по развитию лесозаготовок в республике и дала двадцать миллионов кубометров. Предприятия Минлеспрома заготовили семнадцать с половиной миллионов, превысив довоенный уровень в четыре раза.

Республика оказала существенную помощь народному хозяйству страны, отправив за послевоенные годы в другие области огромное количество леса на восстановление фабрик, заводов, шахт, железных дорог, на строительство сел и городов, на производство бумаги, мебели и несчетного количества других товаров.

Огромную работу провела партийная организация для выполнения этого задания. Таежные леса осветились огнями двухсот новых поселков с клубами, больницами, школами и детскими учреждениями. Густая сеть лесовозных дорог, многие из которых стали дорогами общего пользования, изрезала весь край. Вдоль нетронутых западных лесов по болотам и скалам стальной лентой легла Западно-Карельская железная дорога, круглосуточно, состав за составом, идут по ней поезда с добротным карельским лесом.

Рост заготовок позволил взяться за реконструкцию Сегежского и Кондопожского целлюлозно-бумажных комбинатов с увеличением их мощности в несколько раз, реконструируется Питкярантский целлюлозный завод. Развитие лесопильной и деревообрабатывающей промышленности ведет к росту и таких городов, как Кемь, Беломорск, Суоярви, Сортавала. Оборудование предприятиям поставляют Петрозаводский завод «Тяжбуммаш», Онегзавод, Петрозаводский станкостроительный завод, ремонтные предприятия Кареллеспрома в Сегеже, Медвежьегорске, Пудоже и Петрозаводске.

Хорошее сырье дало возможность перевести лесозаводы в разряд экспортных, а карельскую доску сделать конкурентоспособной на самых требовательных международных рынках.

Карелия стала крупным поставщиком деревянных жилых домов для южных областей Советского Союза.

Много сделано...

***

В первых числах декабря, вечером, Ковалев стоит в кабинете директора Олонецкого леспромхоза и рассматривает карту на стене. На карте — леса Олонецкого и частично соседнего, Пряжинского леспромхоза. Ковалев внимательно разглядывает дорогу, тоненькой черной змейкой уходящую от Олонца вверх через Нурмойлу, Сяндебу, Гушкалу, Тигверу, Варлов Лес, Паннилу и Кинерму.

И встает перед ним детство. Стайка босых ребят с котомочками за плечами идет по этой дороге вверх, к Нурмойле. Они идут из семилетки домой, на каникулы. Впереди — целых три месяца отдыха. Узенькая дорога — проехать можно только верхом на лошади или на двухколесной таратайке — вьется между невысокими кустами можжевельника и трепетными осинами. Но это недолго. Через семь километров ребята входят в дремучий лес, вставший стеной на их пути. Стоят вековые сосны, поблескивая позолотой своих толстых стволов, тихо шепчутся могучие кроны. Ребята привыкли к лесу, идут не первый раз. Они знают: на вид страшный, а на самом деле очень добрый и ласковый лес будет сопровождать их всю дорогу. Только возле самых деревень они будут словно выныривать из него, чтобы через километр-полтора снова очутиться в его могучих объятиях. И так сто километров. Из них почти девяносто — нетронутым дремучим бором...

— Юрий Николаевич, — обращается Ковалев к директору леспромхоза, — я не смогу проехать по этой дороге на ГАЗ-69? — И он показывает карандашом на тонкую черную змейку дороги.

— В любое время года, — ответил директор. — Дорога проезжая для автомобилей, особенно сейчас: подморозило, а снег еще не выпал.

— Тогда я завтра с утра махну в Петрозаводск через Ведлозеро.

Эта поездка запомнилась Ковалеву на всю оставшуюся жизнь. Схватившись двумя руками за скобу машины, он впился глазами в ветровое стекло и смотрит с таким напряжением, словно впереди по ходу машины вот-вот должно появиться нечто удивительное и нестерпимо желанное. Но оно не появляется. Ковалев нервничает, вертит головой по сторонам, кусает губы.

Проехали Нурмойлу, уже недалеко до Сяндебского монастыря. Вот здесь он увидит обязательно! Здесь была монастырская дача. Боже мой, какие стояли сосны! Правда, в тридцатом году там заготовляли экспортный лес — сам участвовал, но разве та малость могла испортить красоту этого могучего и величественного лесного массива? Конечно, нет... Вот сейчас они проедут поворот, и он увидит... Он хотел увидеть лес. Настоящий лес. Только поэтому и поехал по этой дороге. Уже стареющий, с седой головой, он до боли в сердце захотел увидеть то, что радовало его, босоногого малыша, идущего двое суток домой по дороге, которую могучие деревья, как шатром, накрывали своими кронами.

Но леса не было. И монастырской дачи не было.

Как ни вертел Ковалев головой в разные стороны, в поле его зрения попадали только небольшие куртинки ольхи, нетолстой березы и осины.

Кто-кто, а Ковалев знал, какой урон наносился в последние годы лесным угодьям Карелии. В хорошие месяцы лес валился на пятистах гектарах в день. И больше. Но он не мог представить себе, что не увидит леса там, где он стоял сплошным стокилометровым массивом. Этот лес был неотделим от его самых милых, детских воспоминаний. Теперь леса нет...

Ковалев чувствует, как боль сжимает грудную клетку. Становится трудно дышать. Он кладет таблетку под язык и упрямо трясет головой. Нет, он увидит, увидит обязательно! Вот выедут они сейчас на эту высокую гору — и он увидит лес.

Долго и бездумно стоял Ковалев на горе. Стоял, пока не почувствовал дрожь во всем теле. Тогда они поехали дальше. На многих еще горах и холмах останавливался и выходил он из машины. Подолгу стоял на одном месте, нахмурив брови и что-то шепча про себя. Только с одной горы он увидел вдалеке чернеющую полоску лесного массива. Губы его скривились в жалкой гримасе. Это в районе Кинелахты, подумал он, за тридцать километров отсюда. И еще увидел он небольшой еловый массив недалеко от Паннилы. Лес был молодой, запасы на гектаре не превышали пятидесяти кубов. Но следы свежих заготовок были. И этому, видно, рады, подумал Ковалев. Больше он ни на что не смотрел до самого Ведлозера.