Вячеслав Королев - В лесах Карелии

Воронов сидел злой. И злости уже не скрывал.

— Кончил нотацию читать? — спросил Ковалева.

— Это не нотация, Иван Емельянович. Спаси меня бог от такой глупости. Это — неофициальный разговор товарищей по учебе. Я знал, Иван, что тебе не понравится. И не изменишь ты свою позицию ни на йоту, но мне надо же было свою совесть очистить. Вот и зашел, хоть и знал — не будет толку.

— Все?

— О грибах и ягодах еще... Ты думаешь, лесникам в самом деле делать нечего? Ягоды пусть народ собирает и сдает на заготовительные пункты потребкооперации. Это святое дело. А лесник пусть места укажет, где растут грибы-ягоды, и за это можно его не только похвалить, но и денег немного дать.

Воронов встал и через стол протянул руку Ковалеву:

— Думаешь, хоть кто-то из лесников поддержит твою философию?

— Это не философия, это сложившаяся практика жизни. Поэтому к тебе одному с этим делом пришел. Ты, Иван Емельянович, умный человек, влиятельный. Но ты по другому пути пошел. Ведь ты продукцию сегодня даешь, а не через полтораста лет. Тебе и почет сегодня, а не потом. Ты и магазин «Дары леса» правильно открыл. Хозяйка купит глухаря и расскажет мужу: «Вот, совсем дичью в Москве не торговали, а стал товарищ Воронов министром лесным — я тебя глухарем сегодня кормить буду. Небось лет двадцать не едал?» А муж-то, поди, значительный пост занимает, он с другими товарищами этой мыслью поделится. Ну, прощай, за дерзости извини, может, снова и не увидимся никогда.

И Ковалев тихо пошел к двери. Взялся за ручку, открыл первую дверь и снова оглянулся на старого товарища:

— А может, насчет русского леса подумаешь, Иван Емельянович? А? Он же русский... Часть души нашей.

Прошло десять лет. Однажды братья Ковалевы, уже пенсионеры, сидели за столом и разговаривали о текущих лесных делах в республике. Жить вне интересов прежней работы как-то не получалось.

— Расскажи-ка мне, Сережа, пообстоятельнее, как развивались события после шестьдесят четвертого года, я ведь значительно раньше тебя на пенсию ушел, всех деталей не знаю.

Младший Ковалев, сосредоточенно глядя в тарелку, долго молчал. Потом, словно нехотя, заговорил:

— Что ж рассказывать, Женя? После шестьдесят четвертого мы из черепков разбитого горшка старались склеить приличную посудину, пригодную для употребления.

— Удалось?

— Обком партии занял твердую позицию: взять курс на сокращение объемов заготовок. Письма об этом шли в самые высокие инстанции Москвы. Были приняты соответствующие решения.

— А на сколько снижать по годам — указали?

— Вот то-то, что не указали. Никаких цифр не записали. Начали нам планы снижать, но по смехотворно малым объемам. Обком и Совмин опять вошли в самые высокие инстанции. Мы ведь одновременно с сокращением объемов заготовок ставили вопрос о сокращении расчетной лесосеки. И вот в семьдесят третьем впервые к нам приехал председатель Государственного комитета по лесному хозяйству СССР Воробьев.

После нескольких дней езды по лесу собралось бюро обкома партии. Ты знаешь, расчетная лесосека у нас была тогда 14,3 миллиона кубометров. Мы запросили у Воробьева десять миллионов. После продолжительных дебатов он предложил:

— Давайте не будем торговаться, товарищи. У вас еще нет уточненных данных по четырем лесхозам. Когда вы кончите уточнение лесфонда по всей республике?

— К концу года, — ответил начальник Леспроекта Кабанов.

— Тогда давайте так, — продолжал Воробьев. — Летом будущего года я пришлю к вам авторитетную комиссию из крупных специалистов во главе с академиком Анучиным. Они вместе с вашими товарищами поработают, а потом внесем согласованные предложения в правительство.

На этом и порешили.

— Не пожалели старика, — заметил Евгений, — ему ведь далеко за семьдесят.

— Да, за семьдесят академику, но выглядит он очень бодрым. До его приезда нам надо было подсчитать расчетную лесосеку и подготовить наши предложения. Тут дело осложнилось.

Мы исключали из расчета малореальные к освоению разрозненные недорубы в объеме ста миллионов кубометров. В работе по расчету принимал участие начальник управления лесоустройства Минлесхоза РСФСР Чиненов.

Он настаивал на их включении в расчет. По нашим прикидкам получалось девять миллионов восемьсот тысяч кубов, а по расчетам Чиненова — десять миллионов шестьсот тысяч. Спорили долго. Нам было крайне невыгодно выступать без поддержки Минлесхоза России. Решили принять цифру Чиненова. Ее мы и назвали Анучину как согласованную с Министерством лесного хозяйства РСФСР.

— Он когда приезжал?

— Летом семьдесят четвертого. Приехал и сразу: «Показывайте лес!» — «Вот это, — говорим, — дело. Сразу быка за рога. Может, сверху, Николай Павлович, посмотрим, больше увидим?»

Согласился сразу. Я по состоянию здоровья лететь не мог, но свой вариант маршрута предложил: Петрозаводск — Кондопога — Сегежа — восточный берег Сегозера — Суоярви — Олонец — Петрозаводск. Согласились.

— Так в этом районе лесу же почти нет, — проговорил Евгений.

— Видишь ли, — возразил Сергей, — если бы мы показали Пудожский район да Реболы, они бы, конечно, заявили в Москве, что лес еще есть. В детали могли особо и не вникать, есть — значит есть, руби себе на здоровье. Смотришь, вместо снижения плана получили бы надбавочку. Академику поверят, тем более — его личным наблюдениям.

Я три часа сидел на аэродроме, ждал, когда вернутся. Вернулись — бегу встречать академика.

«Ну как, Николай Павлович, много лесу увидели?»

«Нисколько».

«Везде так, — говорю, — дорубились до ручки».

Анучин плечами пожал, голову набок склонил и больше ни слова не вымолвил. В заключение на бюро обкома состоялся разговор о размере расчетной лесосеки. Академик уперся: двенадцать миллионов — и шабаш. С тем в Москву и уехал.

— Значит, ваши расчеты опроверг? — спросил Евгений.

— Как тебе сказать... ты лучше меня знаешь: расчетная лесосека не однозначно считается, волюнтаризма в этих расчетах много. Через пару месяцев вызвали нас с секретарем обкома Посновым и председателем Госплана Кица в Москву рассматривать окончательно расчетную лесосеку. Собралась солидная комиссия из работников Госплана СССР, Госплана РСФСР, Главлесхоза, Минлеспрома СССР, Академии наук, Министерства лесного хозяйства Российской Федерации. Подавляющее большинство из них настроены весьма просто: рубить в Карелии миллионов по семнадцать-двадцать, пока есть лес, а потом... что ж, живут же многие области без леса, не пропадают. Но таких быстро одергивали. А вот когда Госснаб СССР и Минлеспром выступили за утверждение лесосеки в объеме семнадцати миллионов — тогда нам пришлось вспотеть до нитки. Били они нас нашими же козырями: вытянули на свет божий ваш раздел из генплана освоения лесов Карелии, где вы с Козловым рассчитали, сколько можно рубить при осуществлении всего комплекса лесохозяйственных мероприятий...