Вячеслав Королев - В лесах Карелии

Все молчали.

— Есть предложение объявить ему строгий выговор. Нет возражений?

— Не-ет, — ответило несколько человек.

— Вот и все на сегодня, — объявил Лубенников.

Ковалев растерялся.

— А с делами как же, Леонид Игнатьевич? — подавленно спросил он.

— План выполняй годовой, вот как! Отдохнул, набрался сил — изволь выкладываться теперь.

— Так со мной же преемник приехал, вдвоем за столом сидим...

— Ну, это дело его, пусть сидит, если ему нравится.

Обком Карелии не согласился с решением министерства. Пока шло разбирательство, за столом руководителя лесного ведомства сидели двое. Министр не хотел отзывать назначенного им человека. Тяжело было Ковалеву. Но работал он не щадя себя.

...Ковалев остался на старой работе. Только теперь это уже во многом был другой человек...

Вот почему так тяжело было Ковалеву возле изуродованного бревнами сплавщика, вот почему он долго стоял перед телом, не отдавая никаких указаний. Потом покойника отвезли в деревню, к семье, а Ковалев бросил все и три дня занимался похоронами и устройством дел семьи погибшего.

Почти два года не заглядывал Ковалев в Клюшиногорский леспромхоз. Судя по сводкам, публикуемым в газетах, дела там шли плохо, план систематически не выполнялся. Директор леспромхоза Хейфиц, приезжавший к Ковалеву несколько раз, производил самое приятное впечатление. Ковалев при разговорах с директором в детали не входил, вопросы задавал поверхностные. В декабре, в командировке в Поросозерском леспромхозе, он ночевал в Кудамгубском лесопункте. Сказал директору Архипову: «Вели-ка к утру хорошую лошадь подготовить, хочу съездить к твоим соседям в Клюшину Гору. Надо посмотреть, что у них делается».

Дорога между Кудамгубой и Клюшиной Горой долго петляла среди старых сосен и елей, рано в ту зиму усыпанных снегом. Погода стояла теплая, градусов десять мороза. Монотонное покачивание бегущих санок, мертвая тишина глухого леса, сам вид полуторастолетних великанов не давали мыслям Ковалева уйти от лесных дел, задерживали их на том, что видел глаз. Тупые кроны сами подсказывали: лес надо рубить, скоро начнет портиться на корню. Значит, правильно сделали, что стали строить здесь леспромхоз? Правильно. Но почему это делает Минлеспром Литвы, а не Карелии? Разве средства, выделенные литовцам, в руках карельских лесозаготовителей дали бы меньшую отдачу? Говорят, что к этому делу нужно подходить по-государственному, надо подняться выше своих, карельских, интересов. А он, Ковалев, искренне считает всю эту возню с Клюшиногорским леспромхозом кабинетной выдумкой. Руководить им, несомненно, должны карельские организации, а не литовские. При таком положении государство продукции получит значительно больше. Правда, это решено в инстанциях и перерешать пока никто не собирается. Ковалев хватает кнут и бьет по лошади с размаху. Будто она виновата.

Директор Клюшиногорского леспромхоза тепло принял Ковалева и весь остаток дня водил его по объектам. Перед отъездом домой, сидя за чашкой чая, Ковалев спросил у директора:

— Значит, большая часть ваших рабочих навербована на вокзалах?

— К сожалению, так, — горестно подтвердил директор.

— Пьяницы?

— Пьют ужасно, Сергей Иванович.

— А вы не думали над тем, чтобы перестать сюда водку завозить?

— Но ведь начальник орса Поросозерского леспромхоза на дыбы! Он говорит, его дело торговать, а наше — бороться с пьянством.

— Ну, сильнее этой кошки мы зверя найдем. Вы сами- то как смотрите: прекратить завозить к вам спиртное и дешевый одеколон?

— Если бы можно было...

— Давайте попробуем. От нехватки спиртного еще никто не умирал.

«Ну вот, — подумал Ковалев, усаживаясь в санки, чтобы ехать обратно, — с моей стороны это, конечно, непорядочно, но пусть меня бог простит, не для себя стараюсь. Этот леспромхоз месяца через три будет пропит с потрохами и в разодранном состоянии передан мне. Это уж точно. А мы разгоним всю эту шушеру и за год поставим леспромхоз на ноги. Приличное хозяйство можно сделать».

В Поросозере, уже садясь в машину, чтобы ехать в Петрозаводск, Ковалев сказал директору Поросозерского леспромхоза Архипову:

— У меня, Иван Александрович, очень плохо с запчастями и к машинам, и к тракторам. А у соседа твоего в Клюшиной Горе все механизмы новые. Жаль, растащат все его хлопцы, на водку променяют.

— Да пить-то они там мастера. Не пропьют, так переломают.

— С сегодняшнего дня я запретил туда завозить спиртные напитки и дешевый одеколон. Ты через недельку пошли толковых парней посмотреть, как они живут. Понял? С запчастями у меня — полный зарез, Иван Александрович, полный.

На какую-то долю секунды лицо директора застыло в недоумении. Потом он засиял, глаза засверкали. Пожимая протянутую руку Ковалева, весело проговорил:

— Понял, Сергей Иванович. За запчастями к вам долго не приеду. Будем выкручиваться, ничего не поделаешь.

Через год Клюшиногорский леспромхоз в самом плачевном состоянии, с полностью разукомплектованными механизмами был передан в систему Минлеспрома Карелии. Еще одним самозаготовителем стало меньше.

Весной Ковалева вызвали на коллегию по поставкам балансов бумажникам. Ох, как тяжело ехать, когда план выполняется немногим больше, чем наполовину! И Москва кажется неприветливой, угрюмой, построенной вовсе не так, как тебе хотелось бы. Единственное утешение — хороший номер в гостинице «Москва», который всегда обеспечивает работник постпредства республики. Любит Ковалев эту гостиницу за тишину, за спокойный, деловой порядок. Но сегодня вечером в номере не сидится — надо разведать в министерстве обстановку, прочитать, если удастся, проект постановления, а главное — переговорить с нужными людьми.

Константин Михайлович Пантин — заместитель министра, ведающий сплавом и поставками древесины, встречает в своем кабинете Ковалева не особо приветливым возгласом:

— A-а, это ты?! Заходи-ка, заходи. С тобой-то нам придется серьезно разбираться. Садись, давай цифры сверим.

Пока Пантин сверяет цифры, Ковалев, сидя в глубоком кожаном кресле, наверное, в сотый раз рассматривает давно знакомый кабинет: панели, отделанные под красное дерево, верх, покрашенный под слоновую кость, лепной потолок, большую люстру и настольную лампу на огромном столе, крытом зеленым сукном, громоздкую, отделанную кожей мебель.

Простое приятное лицо заместителя министра склонилось над бумагами. «Тяжело ему здесь, — думает Ковалев, глядя на Пантина, — сплошная нервотрепка. А самое плохое, что он-то, Пантин, знает, почему поставки плохо идут, и понимает, чем нашему брату помочь надо, но — велика страна и размах работ велик, не хватает на все, не хватает. Подставляй завтра бока, товарищ Ковалев, вот так...»