Борис Романов - Почта с восточного побережья

Тогда вели через городок газопровод из центра в Прибалтику, и витала в связи с этим над окрестностью мечта областного масштаба: индустриализировать край, воздвигнув на берегах Святого озера химический комбинат, тем более что тогда к известным ленинским словам ничтоже сумняшеся «плюс химизация» добавляли.

Уперся дед Степан. «Заповедное озеро губить, — сказал, — пока жив, не позволю, одна всего речушка из озера вытекает, ищите более чистое производство, да и вообще химкомбинат этот к какому-нибудь действующему комплексу подключайте». С индустриальной мечтой многим расставаться не хотелось, битву эту дед Степан ценой сердечных осложнений выиграл, но когда я приехал через два года в отпуск, он снова круглым пенсионером пребывал не у дел, вел истовую переписку со старыми партизанами да еще пробивал вверху дорогостоящую идею отвода городских стоков от Святого озера в пруды по другую сторону прибрежных холмов.

Если не считать болезней, дед Степан был хоть куда, из городской бани возвращался сухой, чистый, подтянутый, как джентльмен, по пенсионному положению чуть навеселе, раскланивался с половиной города и на встречных пригожих женщин поглядывал с одобрением. В домике, которым он обзавелся, ему не сиделось, особенно в это лето, когда, наконец, одобрили предложение о фекально-сборочной станции и деньги на строительство отпустили, — озеро для отдыха народу оказалось необходимым…

Сынок к нему подскочил первый, обнял за шею, слился с дедом в невесомой яблоневой тени, только головы их одинаково засветились, у деда чуть ярче. Они вообще очень похожи друг на друга, луч далеких наших предков, минуя меня, от деда проецируется прямо на сынка, а я из этого ряда выбиваюсь, мне от мамы некая земляная основательность досталась.

Пока мы с женщинами идем от калитки, дед Степан с сынком все свое успевают обговорить, сейчас только решить остается: за стол сесть или выкупаться прежде. Время как раз такое, когда весы природы замерли: и суша и вода прогреты равно, а через полчаса озеро теплее земли станет.

— Слатушки! — говорит мама. — Да давайте же вы, наконец, за стол садиться. Где ж это слыхано — три часа как салат приготовила!

— Давайте скорее! — кричит сынок. — Мультики-пультики по телику идут!

— Не шуми, — говорю я, — давай лучше у деда насчет Валерика выясним… Ходит тут на берег один старик, внучка́ с головой купает…

— А! — морщится дед Степан. — Колдун это!

— Колдун?!

— Колдун. А мальчик — правнук ему, а не внук.

— Знающий это человек, — убежденно вставляет мама Лена, — старые женщины все у него лечились! До сих пор его благодарят…

— Эт, путаница! — дед Степан подпрыгивает. — Чего в нем больше, кто разберет! Все-то ты знаешь! Бригадиром в Ситенке он, правда, был. А сын его, мой ровесник, Лягков Вася, офицером служил, а после демобилизации у нас завфизкультотделом работал… А у Василия дочь, тебя помладше, а Валерик — это уж ее сын…

— Мудрый старец. Он даже в подвесных моторах разбирается…

— Я же и говорю: знающий это человек, — непреклонно повторяет мама.

— Ну, довольно, — решает дед Степан, — нашли диковинку! Берите полотенца. Кто зевает, тот уху хлебает.

Сергей Еремеевич Прахов заявился в разгар нашего застолья. Был он с мокрыми, как из бани, кудрями, в нейлоновой рубашке на голое тело, в шерстяных брюках, тапочках на босу ногу и в руке держал кукан с тремя вычищенными розово-желтыми линями.

— Брось на сковородку, теть Лен, — провозгласил он, — а не то — в холодильник. До хозяина, вижу, дело у вас не дошло. Здравствуйте!

Вот так на́! Мы и забыли на радостях!

Сынок смотрел на меня с усмешкой. Тоже мне, начинающий сатирик, у самого еще, как у молочного младенца, бровки краснеют перед слезами и перед смехом.

— А ты, дачник, отыскал бы хозяина, — продолжал Прахов, — у меня штаны новые, ползать лень. Далеко он не ушел, поди…

Толкаясь в дверях, мы бросились в коридор. Увы, крышка кипятильного бака была сдвинута на сторону, таз опустел, исчез «хозяин».

— Присядь пониже, — сказал мне Прахов, — видишь след? От вашего застолья сбежал хозяин. Он спирт чует, если-ф даже грамм водки на все озеро растворить. Правду говорю!

На чистом домотканом половике, который мама Лена настирала к приезду невестки, виднелась словно бы лаком намазанная пологая синусоида. Я нащупал «хозяина» в углу веранды под тахтой, уснул «хозяин», устал, облепили его семечки укропа, висящего в связках по стене.

— Ух ты! — восхитился дед Степан. — Вот это рыбища! И у Васи Пучкова таких не бывало. Знатный хозяин!

Дочка раздумчиво скривила носик, жалость затуманила лицо жены, и Сергей Прахов заявил мне прямо:

— Плохо, дачник, ты с ним обращался. Либо то, либо это. А ты с ним, как турок!.. Неси плоскогубцы, сейчас мы его к сковородке приготовим.

— Сергей Еремеевич, надо ли? — Маме Лене хотелось сохранить семейный вечер. — Давайте лучше чаевничать по толку.

— Пока чайник греется, все готово будет, теть Лен! Ты лучше невестке намекни, чтоб полстаканчика поднесла, а то у меня, честно говоря, недобор. И передничек дай, пожалуйста.

— Что же вы, Сережа, один? — спросила жена.

— Да вот, послов отозвал…

— Я туда схожу, — сказала жена и ушла.

— Ты чего? — спросил я.

— Обыкновенно. Проторчал целый день на озере, огурцы не политы остались, у Нюськи зуб прорезался, плачет, то-се!..

— Отцепили тебя аквалангисты?

— Отцепили… Леску на крючок намотай, держи крепче, я здорово тянуть буду!.. Передник — так сразу выдали, а остаканить — ни-ни…

— Не бубни.

Управился Сергей с угрем быстро, сполоснул таз, вымыл руки, передник вручил маме Лене, и сели мы с ним снова за круглый стол, стараясь не шуметь: дед Степан с сынком на диване якобы смотрели телевизор, то есть сынок спал откровенно, уткнувшись носом в дедову ладошку, а дед Степан откинул голову на спинку, глаза его были закрыты, свисающая свободная рука держала наготове свежую папироску. На люстре горел всего один рожок, звук на телевизоре был выключен, по экрану расхаживали франты в париках и дамы в кружевах, жена все не возвращалась, и мама Лена с дочкой поглядывали на лишнюю посуду.

— Слушай, пойдем на веранду, — предложил Сергей шепотом, — как бы и нам тут не заснуть…

На веранде окна были распахнуты настежь, потому что комаров в это сухое лето почти не наблюдалось, слабое колыхание воздуха шевелило старые тюлевые занавески и листья черешен в палисаднике, и не было никаких звуков за окном. Районный городок засыпал, только телевизор бормотал у соседей напротив.

— Может, пивнем? — спросил я, наполняя стаканы.

— Раздухарился… Тебе жена даст сегодня «пивнем», с разлуки-то… Соображаешь?