Борис Романов - Почта с восточного побережья

Довольно, подполковник Ергунев! Вы оказались в тылу неприятеля, и поэтому с вас не снята ответственность за разведку в зоне третьей ударной армии, а на днях вы обязаны будете сместиться юго-западнее, в зону четвертой ударной.

А мы что делаем?

Вы знакомы с местностью, подполковник Ергунев, и вы командир, а все личные элементы должны быть исключены. Вы собираетесь на авантюру, не имея для задуманной операции хотя бы минимальной группы прикрытия!

Дядя Авдей вчера тоже не имел никакой группы прикрытия, он наткнулся на немцев, он мог бы уйти, но он начал сражение, оповестил группу и отвел на себя взвод автоматчиков. Каково-то ему было с одним пистолетом?

А каково будет мне? А я и не должен ни с кем связываться. Я должен пройти незаметно и связаться только с Шубиным, с партизаном Шубиным, бывшим заведующим военным отделом…

На осколок Егор нарвался, когда, не выдержав, привстал, услыша тишину на другой стороне леса.

Авдей Ергунев увел за собой один взвод, но три других взвода привел к лагерю тоже местный житель. Шел он под прикрытием автоматчиков, но Егор отлично запомнил и узнал его костлявое лицо, только выстрелить по нему прицельно немцы так и не дали, огнем настолько прижали к земле, что, лишь оградившись разрывами гранат, удалось отойти.

Три взвода при всех пулеметах вел местный житель по летней тропе через Цыганское болото, да, собственно, иного пути он и не знал, потому что только этот путь показал ему когда-то давно сам Авдей. По одной стежке сюда они пришли, но, поклялся себе подполковник, уйдут разными.

Охранение вчера несколько рано открыло огонь, не удалось обойти немцев, да это, пожалуй, было бы и не под силу. Полевые жандармы развернулись в цепи, прямо от поясного ремня извергая потоки пуль из коротких черных автоматических машинок МП-38-40, фонтанчики гильз плясали перед их животами, подсумки у них не пустели, и тогда Егор приказал как можно медленнее и тише отступать к устью двух речушек у Ситенской вырубки и беречь гранаты для подрыва за собой переправы. Выходить там из болота было опасно, так как с восточного берега близко подходила дорога, но там был самый тонкий, сильно заснеженный лед и самый глухой лес за порубкой. Этим маршрутом с трудом воспользовался даже Авдей, когда на прошлой неделе в благословенную метель выводил пленного лейтенанта Райнера с документами через линию фронта. Мужики всей округи опасались этого Чертового кубла, и колхоз имени Шубина потому и отдал этот лес на порубку ситенским жителям, что они одни могли работать там, где даже зимою болото дышало газовыми пузырями через тонкий лед.

На самой переправе немцы накрыли группу минометами Стокс-Брандта, подвезенными по дороге, но эти же минометы сделали и доброе дело, размолотив переправу. На болоте перед переправой остались двое убитых бойцов и прикрывавший отход лейтенант Бондаренко. Бондаренко заслужил эту честь: он забыл убрать выложенное на снег для выморозки паразитов обмундирование, и рыскавшая над вершинами деревьев авиетка опознала месторасположение группы.

В лице дяди Авдея был потерян связной с партизанским отрядом Шубина, и потому Егору в глухом лесу за порубкой ничего не осталось, как разделить измученный отряд на две достаточно боеспособные единицы, чтобы они могли просочиться на юго-запад, поручить командование одной из них политруку, поставить задачу, назначить пароли, время и места встреч. Все это не заняло у него и минуты, тем более что второй группой в единственном числе был он сам. Он не знал, как объяснить людям свое решение. Возбуждение боя уже спадало в них, они лежали вокруг молча, безразличные, как забытые при трелевке обрезки стволов, но он не мог позволить им быть безразличными.

— Ребята, — сказал он, — нас осталось слишком мало. Вопрос нашей жизни и вопрос следующей задачи — в соединении с отрядом Шубина. Рация в болоте, в деревнях появляться нельзя, и лучше всех эти места знаю я. Вот мой ТТ, здесь еще пять патронов. Кто думает, что я дезертир, стреляйте. На́! — Егор ткнул пистолет ближайшему бойцу и стал лицом к ели.

Он стоял долго.

Слышно стало, как сзади поднимаются один за другим из снега бойцы, потом кто-то выругался, и тогда политрук тронул Егора за плечо:

— Возьми пистолет, командир. Будем считать, что подлецов в группе по-прежнему нет.

— Тогда так: семь километров, да, еще семь километров без передышки. Это будет значить, что мы гарантированно оторвались от немцев. Иванцов, за мной! Остальные — цепочкой, дистанция двадцать шагов, замыкающие — двое вместе.

Старой ситенской трелевочной тропой, по которой, бывало, ситенские мужики вывозили по одному хлысту на лошади, где он когда-то охотился с дядьями, Егор дремучим ельником вывел группу за пределы сельсовета, отдал карту политруку и сказал на прощанье:

— Теперь идите этим лесом и только на запад. Этот лес идет до Западной Двины. Послезавтра вечером я буду ждать вас на восьмом километре лужицкой дороги в трехстах метрах на запад, здесь. Пароль: три сорочьих очереди. Отзыв: две. Ждите меня два дня. Если там не будет меня, будет Шубин. Все.

Политрук обнял его и сказал:

— Командир, дом родной — время не родное.

— А я не о родных. Я не знаю, дошел ли до Шубина Авдей. Я смогу узнать это или на Выселках, или у Шубина.

— Ты не властен так рисковать… возьми хоть гранаты.

— Давай одну. Спасибо.

— Все будет как надо.

— Береги людей, комиссар, их у тебя всего восемь…

Позднее он укорял себя за выходку с пистолетом, все-таки это была истерия, но очень уж устали люди, и нужно было их поднять и заставить поверить в правильность его действий.

Сообщение отца о том, что Авдей заходил на Выселки за мукой, сняло каменный груз с души Егора. Во-первых, это значило, что Авдей уже побывал у Шубина и рандеву на восьмом километре лужицкой дороги уже обговорено. Во-вторых, с момента этой договоренности его группа поступала в полное распоряжение Шубина для организации диверсий в немецком тылу в полосе четвертой ударной армии, и его, Егора, личная командирская роль сводилась лишь к тому, чтобы довести бойцов до лужицкой дороги. Но в этом он верил и политруку.

Осталось лишь недовольство тем, что командование из непонятных соображений не разрешило покидать Цыганское болото до достижения договоренности с Шубиным, и немцы опередили их на сутки. Впрочем, в этом он был виноват и сам, разрешив Авдею в случае удачной встречи с Шубиным не заходить в лагерь, а по пути сначала принести из Выселков муки наволоцким женщинам и ребятишкам, у которых еще неделю назад, перед метелью, кончилась последняя корка хлеба. Спасая баб, он погубил бойцов и Авдея, хотя и немцев в болоте было положено немало, раз они так и не сумели взять группу в кольцо. Укорять себя было поздно. Да и вообще он не мог бы поручиться, что когда-нибудь научится взвешивать на таких неравноплечих весах, однако он решил по возвращении через линию фронта в порядке обобщения опыта войны написать самокритичную докладную о влиянии на боевые операции родственных и земляческих связей.