Лилли Промет - Девушки с неба

Вместе с той женщиной мы вошли в лифт. Открывая дверь комнаты, она назвала свое имя и спросила, запомнила ли я.

Номер комнаты был 63, женщину звали Феврония.

Прежде чем мы вошли в комнату, она предупредила:

— Будьте осторожны. Здесь, наверное, спрятаны микрофоны. Не говорите ничего лишнего.

Я бросилась на кровать.

Феврония вымыла в ванной руки и вошла с сообщением, что мыло гостиничное, бесплатное.

— Мы должны идти вниз, — сказала она.

Я не сразу поняла.

— Ужинать.

Верно, ведь в последний раз мы ели рано утром на высоте 6 тысяч метров над Балтийским морем.

— А если не пойти? — сказала я.

— Шутите? Если я лягу спать голодная, проснусь ночью и захочу есть.

Я рассматривала в зеркале свое усталое лицо.

— Вы кем работаете? — спросила Феврония.

— Я актриса.

Тогда она посмотрела на меня с гораздо большим интересом, но почему-то словно бы с недоверием.

Наши экскурсанты уже собрались в холле гостиницы, стояли и ждали. Pedotto отдавал распоряжения администраторам. Затем он повел нас по улице в ресторан, находившийся в соседнем доме.

Длинный табльдот ждал, и официанты в белых куртках тотчас же принялись разносить большие блюда с едой. От супа я отказалась. Сосед по столу, высокий мужчина старше меня, налил в мой бокал chianti. Оно было превосходно. Когда я отказалась от жаркого, официант покачал головой. Я не поняла, что он сказал. Сидевший рядом незнакомый мужчина перевел:

— Cameriere беспокоится, почему синьора не ест.

— Мне лень, — призналась я честно.

— Cameriere спрашивает, может быть, синьора желает кофе?

Я кивнула. Должно быть, слишком ретиво, потому что официант рассмеялся и убежал. Он принес из бара маленькую чашку кофе и капельку коньяку в большом бокале. Хотелось поблагодарить его, но я не знала как. Попросила совета у соседа.

— Скажите просто — grazie.

Официант просиял, словно получил чаевые.

Мой сосед по столу представился: «Константин…» Фамилию я не разобрала.

— Профессор. Преподаю античную литературу.

— Значит, вы не впервые в Италии?

— Впервые, — ответил он.

После мороженого все поднялись из-за стола почти одновременно.

— А чай? — удивилась Феврония. Она ждала нашей поддержки. — А чай почему не дают?

В лифте Константин спросил, не совершить ли нам небольшую прогулку по городу.

— Или пойдете спать?

— Спать, — объявила Феврония.

Константин ждал моего ответа.

— Немного пройтись можно.

Константин поднялся к себе. Я надела пальто.

— Не задерживайтесь, — сказала Феврония.

— Четверть часа.

Но мы все же гуляли дольше, чем я пообещала. Вечер был теплым, пальто было не нужно, оно обременяло. На улице попадались одинокие прохожие. В барах убирали столы. Под арками подъездов стояли и безмолвно курили, прежде чем разойтись по домам, бледные от грустно-тусклого света мужчины.

Хозяин бара, убиравший стол, поднял на нас взгляд и спросил, желаем ли мы чего-нибудь выпить.

Мы поинтересовались, почему он так решил. Но хозяин пожал плечами. Видимо, сказал наобум. Наша вежливость придала ему смелости, и Константин вынужден был сказать, откуда мы.

— Си, си, — кивнул хозяин. — Руссо?

Я и не собиралась уточнять, это не имело значения. Но, к моему изумлению, Константин сказал:

— Синьора из Прибалтики.

Хозяин снова кивнул, но выражение лица его свидетельствовало о том, что он сроду не слыхал о таком месте на земном шаре.

— А вы помните, как называется наша гостиница? Сумеем ли мы найти дорогу назад?

— «Майестик», отель «Майестик», — сказал Константин. — Мы находимся на улице, параллельной корсо Витторио Эммануэле. Хотите вернуться?

Да, я хотела.

Не следовало брать с собой пальто.

— У вас редкое имя, — сказал Константин.

— Моя мама была поклонницей Рембрандта. И ей было нипочем, что Саския рано умерла и оставила Рембрандта несчастным.

В детстве меня звали просто Сась, и только пойдя в школу, я узнала, что мое полное настоящее имя Саския. Мне долго было непонятно, чем привлекло маму это имя, и лишь гораздо позже, увидев в Дрезденской галерее портреты Саскии, я поняла, какая она красивая, и согласилась с маминым выбором.

Она была совсем другого типа, чем я. Но какова я, этого я и сама не знаю. Ведь мне то и дело приходится перевоплощаться в кого-нибудь другого, и все, что есть во мне моего, и то, что взято взаймы у других, я отдаю изо дня в день.

В вестибюле «Майестика» в глубоком кресле сидел сонный, хмурый от ожидания староста группы. Зевнув, он вошел вместе с нами в лифт. Из всех наших мы вернулись последними.

— Buona notte, — пожелал лифтер.

Феврония лежала под одеялом. Я скинула туфли и сразу почувствовала облегчение.

— Теперь еще будете принимать ванну? — спросила моя соседка. Мне почудился воздушный шарик, который мог с треском лопнуть.

— Нет. Утром приму душ.

Я не собиралась шуметь, это успокоило ее.

— Могу я погасить свет?

— Гасите.

— Вполне обычная гостиница, — сказала Феврония, когда я погасила свет. — Вы каким кремом пользуетесь?

— Каким придется.

— Не одним и тем же?

— Нет.

— Я думала, вы заказываете себе крем.

— Нет. Покупаю в магазине.

— Что интересного в городе?

— Плакаты.

— Плакаты?

— Десять тысяч тюльпанов.

На выставку тюльпанов нас не повезли.

С утра мы поехали в Армериа Реале. С лестниц королевской оружейной палаты сбегали школьники с галочьим криком, раскидывая руки.

Темные очки я забыла в гостинице и теперь все время мучилась. Испортила себе утро.

Феврония фотографировалась на лестнице оружейной палаты и догнала нас, когда мы уже рассматривали чучела лошадей. Здесь были роскошно изукрашенные шпаги, аркебузы, ружья с инкрустированными прикладами, седла и сбруя, усыпанные драгоценными камнями.

Вокруг коричневой лошади летала моль.

Мяртэн поднял глаза от богато украшенного ножа, который после удара расходится в ране на два лезвия.

— Видела этот нож? — спросил он, глядя на меня в упор сквозь витрину. — Убийство всегда умели обставлять красиво.

Тон у него был злой.

— Зачем? — спросила я.

— По разным причинам. Хотя бы для оправдания.

Больше у нас разговоров не возникало, хотя мы вместе прошли все залы. Затем Феврония нашла меня и отозвала на минутку в сторону.

— А вы видели пояс целомудрия? — Она покраснела. — Я не смогла его найти.

— Видела. Только у меня все залы перепутались. Вы спросите у нашего pedotto.

— У мужчины? Вы с ума сошли!

— Мужчин это касается прежде всего, — сказала я. — Женщина ни за что не надела бы его по доброй воле.

Тогда Феврония пошла сама разыскивать пояс целомудрия.

Мяртэн ждал меня у витрины, которая, видимо, его вовсе не интересовала, потому что он даже не взглянул на нее.