Лилли Промет - Девушки с неба

— Обязательно. Как только станет чуть-чуть прохладнее.

— Не мучайте себя, — сказала я. — Снимите галстук.

Мейлер хрипловато рассмеялся.

— Вы серьезно считаете, что только галстук душит человека?

Мейлера интересовало, понравилось ли мне vino nero.

— Очень.

— Правильно. Как вы считаете, не плохо бы повторить?

— Мы сопьемся, — сказала я озабоченно.

— Да, искушение велико, — пожаловался он.

— Я согласен, — сказал Константин. — А вы? — спросил он у меня.

— Согласна.

— С чем согласны? — спросил Мейлер. — Спиться или заказать vino nero?

— Согласна выпить вина, — сказала я.

Мейлер посмотрел на меня с обожанием.

— Вы настоящий человек! Вы не переодеваетесь каждый раз к столу, и поэтому я вас всегда узнаю. Женщины часто обижаются, что я с ними иной раз не здороваюсь. Но я не в состоянии запомнить их наряды. Это обилие туалетов — выше моего разумения. Женщин нашей группы я узнаю только по громким разговорам.

Он переспросил, не передумала ли я и выпью ли я с ним вино? Не передумала. Лучшей компании все равно не сыщешь.

— Вы ангел! Я с детства мечтал найти такую подругу жизни! — сказал Мейлер растроганно. — Я снимаю галстук.

Мы выбрали маленький зал, где обедали миланцы.

Cameriere принес нам бокалы и бутылку вина.

Я уже запомнила отдельные слова. Bottiglia — означало бутылка, quanto costa — сколько стоит.

Бокалы нам принесли цвета прусской синей на высокой ножке. Темно-красное вино казалось в них действительно черным.

— Словно яд, — сказала я.

— Яд не обязательно бывает черным.

— Я сказала так ради таинственности.

— И все равно мимо. В мире нет больше ничего таинственного, потому что все лишь повторяется и все можно прекрасно объяснить.

Мы с Константином попытались возражать. Мейлера не интересовали наши мнения. Он хотел говорить сам.

— Я вам сейчас объясню, как обстоят дела. Видите ли, массагеты задабривали солнце, принося ему в жертву лошадей. В Персии простолюдинам разрешали молиться только за народ и шаха. И никогда не досаждать богу личными делами.

А знаете ли вы, что в древние времена крокодилы страшно мучились со своими яйцами? Днем они грели их на берегу под солнцем, а на ночь перетаскивали в теплую воду.

Но разве сейчас это происходит иначе? Разве теперь не угождают божествам? Личные дела никого не интересуют. И в наши дни крокодилы точно так же мучаются со своими яйцами, как и в древности, и надеются, что оттуда вылупится что-нибудь невиданное и необыкновенное!

Мейлер рассмеялся раскатисто и ото всей души.

— Да чего там! — воскликнул он. — Все равно вылупятся те же самые крокодилы, и ничто другое!

— Господи, какая мрачная перспектива, — улыбнулся Константин. Ему не нравилась шумливость Мейлера.

— А вы что думаете? — спросил Мейлер у меня.

— То же, что и Константин.

— Вы, мои прекраснодушные, желаете, чтобы из крокодильих яиц вылуплялись херувимы?

— С их стороны это было бы очень мило, — заметила я.

— Но лицемерно, — уточнил Мейлер. — А вино они делают прекрасно. — Это он сказал в похвалу итальянцам. — Черт знает, как им это удается!

— Знатоки утверждают, что наши сорта винограда лучше, — сказал Константин.

— У нас все лучше, — заметил Мейлер и обратился ко мне: — Я прошел войну и кое-что повидал в жизни. Но такого не видел. Я говорю о своем соседе по комнате, Мяртэне.

Я поставила бокал на стол.

— У него словно кто-то вырвал куски мяса со спины.

Я почувствовала, что мне делается дурно.

— Вы ведь знакомы.

Я ответила, что мы были знакомы с Мяртэном еще до войны.

— Он был узником Бухенвальда, — сказала я им.

Мейлер кивнул. Он и сам предполагал нечто подобное. Но заговорить об этом с Мяртэном не решился.

Не выказав удивления, Мейлер спросил напрямик:

— А почему же он остался жив?

Я разозлилась. Я просто вышла из себя.

— Как вы можете спрашивать?! Как вы можете т а к спрашивать?!

У меня началась нервная дрожь.

Константин очень испугался. Он схватил меня за руку и пытался успокоить. На нас смотрели с соседних столиков.

Мейлер побледнел. Я пробормотала свои извинения. Но Мейлер никак не мог освободиться от чувства вины.

— Накажите меня, Саския, — сказал он.

— И накажу.

Я пообещала, что завтра надену другое платье.

Мейлер посмотрел на меня добрыми навыкате глазами.

— Только не это, — попросил он и через некоторое время добавил с тихой грустью: — У меня погибли все родственники, никто не спасся. Из всей моей огромной родни не уцелело ни одного человека.

Мы вышли на улицу.

Я чувствовала прикосновения весеннего вечера. Словно чьи-то мягкие, нежные ладони прикасались к моим щекам. В киосках были выставлены ветки лимонного дерева, полные плодов, источавших чудесный запах.

Мейлер выглядел плохо. Ему вовсе нельзя было пить. Есть многое, чего каждому из нас не следовало бы делать.

Автомобили, шурша, мчались мимо — в маленьких «фиатах» парни и девушки или парень с девушкой. Попадались и другие варианты. Дама в платье для коктейля за рулем. Дама, а рядом на сиденье собачка. Одинокий господин. Господин с молоденькой девушкой. Много машин ждало кого-то на Пьяцца дель Дуомо.

Скульптуры, украшавшие кафедральный собор, пестрели голубями. Они садились на каменные головы святых, на их колени, на каменные скрижали и скрещенные на каменном животе каменные руки, забирались в глубь готических каменных кружев и разукрашивали все своим пометом.

Собор завораживал. Восхищение Константина тоже обращало на себя внимание.

— Нет, вы только посмотрите!

Он повторял это много раз.

Мейлер, закинув голову, изучал скульптурные заросли и тяжело дышал.

Возле Пьяцца дель Дуомо ходили и стояли девушки. Поправляя застежки резинок для чулок, они заглядывали в проезжавшие мимо автомобили. Одна forosetta подарила Мейлеру обворожительную улыбку.

— Скажите пожалуйста! — удивился писатель. — Она довольно миленькая.

Под добродушным взглядом Мейлера девушка осмелела. Перешла через дорогу. Более чем узкая, облепившая ляжки юбка позволяла делать лишь очень короткие шаги. Из-под джемпера выпирали маленькие бугорки грудей.

Девушка внимательно приглядывалась ко мне. Разгадывала, из какого квартала новая конкурентка. Заслышав чужестранную речь, forosetta очень миленько поприветствовала нас. Она закинула обе руки за голову, чтобы груди сильнее выпирали. Чтобы показать, что у нее есть.

Мейлер покачал головой:

— Подумай, золотце, сама: я должен выбирать из двух зол. Если потрачу на тебя свои деньги, на что же я буду покупать вино?

Девушка недоуменно смотрела Мейлеру в рот. Всем существом своим она старалась понять его.

— Ну видишь, ты тоже не знаешь!