Григорий Медведев - Миг жизни

Я повесил на стену чертеж АЭС и долго стоял перед ним, думая, с чем же сравнить. Ведь, ей-богу, не смотрится! Какая-то надутость, реакторные блоки развернуты на девяносто градусов и сдвинуты почти вплотную. За счет этого помещения спецводоочисток по сравнению с таковыми на Приморской АЭС взметнулись на двадцать метров выше. Машинный зал без изменений. Нет, общая компоновка станции мне не понравилась. Где же обещанные выгоды? Ага! Меньший строительный объем, повышенный коэффициент индустриальности, снижение объемов нулевого цикла. Чудесно. Но почему же не смотрится?

И вдруг я понял! Система обеспечения безопасности решена иначе, чем на Приморской. Огромный бассейн-барбатер локализации возможной ядерной аварии втиснут в подреакторное пространство. Я понял, что барбатер под реактором и есть именно тот пузырь в проекте, из которого я не я буду, если дух не выпущу. И я мысленно воткнул шпагу здравого смысла и многолетнего опыта в неудачное проектное решение. Грохот взрыва стоял в моих ушах. Да, да — взрыва! Полгода назад на Приморской АЭС взлетел на воздух трехтысячекубовый газгольдер выдержки радиоактивных газов.

Я нервно рассмеялся, вспомнив все в мельчайших деталях. Тогда все специалисты в один голос заявили, что никакого ЧП не произойдет. Я со своей точкой зрения оказался как бы перестраховщиком. Ознакомившись с проектом газгольдера выдержки радиоактивных газов Приморской АЭС — он был прислан на Чегерольскую станцию, где я тогда работал, — я написал подробные письма генпроектировщикам Минтехмаша, в главное эксплуатационное управление этого же министерства, а также в свой эксплуатационный главк. В письмах я тщательным образом проанализировал конструктивные недостатки газгольдера и показал, что в принципе его применение без контура сжигания гремучей смеси неоправданно и может привести к взрыву газгольдера. Однако письма остались без внимания. Более того, на одном из совещаний начальник моего родного главка сделал замечание по поводу моего письма, что-то говорил о «необоснованности выводов».

Взрыв газгольдера прогремел как гром среди ясного неба. Комиссия, расследовавшая аварию, долго недоумевала, как это я мог знать то, что отвергали авторитеты? Мою фамилию склоняли множество раз, со мною носились, были очень внимательны — целый месяц. А через пару месяцев все было забыто. Подумаешь, взрыв! Эка невидаль! Если бы он клад предсказал…

И вот теперь, рассматривая техпроект второй очереди Чегерольской станции, я увидел барбатер, подобие пресловутого газгольдера, опасно скомпонованный под ядерным реактором. И емкостью не три, а тридцать тысяч кубов.

Сам по себе барбатер необходим на случай предельной ядерной аварии. Мысль тут не особенно сложная. В случае разрыва коллектора теплоносителя, снимающего тепло с атомной активной зоны, трехсотградусная вода, превратившись в пар при температуре насыщения, попадает в бассейн-барбатер, где, в свою очередь, благополучно конденсируется. Таким образом мыслится локализация аварии. Однако после конденсации пара остаются еще и гремучие газы, при достижении определенной концентрации они могут и взорваться.

Я тут же прикинул, что давление газов при взрыве в объеме предложенного барбатера достигнет десяти — двенадцати атмосфер, а строительные конструкции рассчитаны на четыре атмосферы. Вместо локализации аварии мы получаем разрушение реактора. Только и всего.

Стержень экспертного заключения мне ясен! Я стал спокойнее, просмотрел остальную часть проекта. Очень много недоработок и грубых ошибок. Сплошь и рядом свободные проходы, минуя саншлюзы и санпропускники из зон свободного в зоны строгого режимов, теснота в технологических помещениях, неудачная компоновка оборудования. Будущим эксплуатационникам не позавидуешь. Я крепко задумался. И было над чем. До выдачи экспертного заключения остается неделя. Надо успеть переговорить с членами экспертной комиссии. Хотя бы выявить мнения и позиции, чтобы потом можно было собрать подписи.

Конечно, учитывая явный недостаток времени, я мог бы сам дать заключение по всем разделам проекта. Однако этика экспертизы требует коллективного рассмотрения. Я уже свыкся с мыслью, что за неделю все успею, хотя отлично знал, что на проведение экспертизы такого проекта отпускается обычно не менее месяца. Так что ж, назвался груздем — полезай в кузов.

Были уже сумерки. Не ужиная, я разделся, лег и быстро заснул.

Утром, когда я подходил к своему рабочему месту, на столе уже надрывался телефон. Звонил Козис:

— Юра! Во-первых, здравствуй…

Это «Юра» меня покоробило. Какой, к черту, «Юра», когда знакомы без году неделя! Но я понял, что будет задание сверх плана. Фамильярность в качестве стимулирования.

— …Во-вторых, как у тебя с экспертным заключением?

— Никак. По-моему, сегодня только первый день отпущенной мне недели.

— Ситуэйшен круто изменился, с чем тебя и поздравляю. Завтра ты должен представить мне экспертное заключение на просмотр. Послезавтра научно-технический совет министерства. Назначено рассмотрение проекта. Жду. Жму лапу. — И бросил трубку.

«Вот гад!» — у меня все похолодело в груди. Такой оперативности я не ждал. Расчет прост. Я не успею представить заключение, буду дезавуирован. В результате — отстранение от экспертизы, что и требовалось доказать. Не-ет! Этот Козис мне положительно нравится! Первичный шок прошел. Мне снова стало весело, теперь-то уж точно голова на наковальне.

Ситуация походила на аварию, а я их пережил на атомных установках дай боже! Натренирован. Вызов принимаю, товарищ Козис! Я ощутил знакомую собранность и необычайную ясность ума, какая в таких случаях всегда у меня наступала. И как обязательное следствие — жажду ответного действия.

Захватив стопку бумаги и копирку, я побежал в общежитие и заперся у себя в комнате: с десяти утра до четырех дня написал тридцать страниц экспертного заключения и поехал в ближайший прокатный пункт за пишущей машинкой. К пяти утра следующего дня шесть экземпляров экспертного заключения были отпечатаны и лежали аккуратной стопкой на столе. Я с облегчением вздохнул: жаль мне вас, товарищ Козис!

Я встал и подошел к зеркалу. На меня смотрел осунувшийся, бледный, с красными, распухшими веками человек. Но глаза сияли. Человек в зеркале рассмеялся и подмигнул мне.

Да простят меня мои коллеги — эксперты по частным разделам проекта. Я вынужден выступить о десяти лицах. Такие дела… Козису я подготовил удар под дых, хотя про него даже и не думал. Я был обязан дать будущим эксплуатационникам более-менее усовершенствованного «динозавра». Рекомендации экспертного заключения были суровы: вынести барбатер из-под реактора, поставить отдельно, обеспечить надежную вентиляцию от гремучей смеси, на случай взрыва снабдить вышибными панелями. Однако это означало коренную переработку проекта, не считая других доработок по технологии и строительной части. Мне было совершенно ясно, что Козис не примет мое экспертное заключение, попытается опорочить его, не дать, что называется, ходу.