Григорий Медведев - Миг жизни

— Сидор Иванович! — Башмачников распалился. — Считаю жизненно необходимым: первое — отдельное заседание коллегии посвятить рассмотрению положения дел с проектированием атомных электростанций в проектном институте, второе — срочно предоставить Козису или Сапарову квартиру на стройке — пусть один или второй безвыездно находится на переднем крае строительства! — Башмачников перевел дух и вытер платком лоб. — А то, понимаешь, как ни позвоню в институт — стереотипный ответ: «Сапаров в загранкомандировке». Как это понимать, товарищ Сапаров? Руководимый вами институт срывает пуск станции — хватит шляться по заграницам! Мы русские, советские люди и обязаны все свои силы отдавать Родине! Прохлаждаться на пенсии будем…

Министр постучал кончиком карандаша по столу:

— Сапаров!

— Я все записал, Сидор Иванович, замечания учту, — пробубнил Сапаров с места.

Министру показалось, что его заместитель в ведомственном запале несколько перебрал: как-никак на институт свалилась огромная, на пределе сил, задача.

— Сидор Иванович, — продолжил Башмачников, но министр жестом руки остановил его:

— Теодор Васильевич, назовите реальный срок ввода энергоблока. — И уточнил: — Это вопрос ко всем.

— Сидор Иванович… — Башмачников запнулся и посмотрел в окно. — Я должен сказать, что эта станция, по меткому выражению министра Мехмаша, — «вещь в себе». На каждом этапе строительства открываются новые, не предусмотренные ранее объемы строймонтажа. Впрочем, и Приморская АЭС была пущена на полтора года позднее намеченного срока.

Это было уже слишком, уже как бы оправдывало срыв пуска Курсайской станции. Министр сердито пристукнул по столу ладонью.

— Я спрашиваю ваш срок, Теодор Васильевич! — Министр сделал ударение на слове «ваш». — В какое положение вы поставили меня перед правительством и ЦК? Вы отдаете себе отчет в этом?

— Сидор Иванович, в мае месяце блок будет введен.

— Союзэнерго, Артуньянц! Вы проводили анализ? Когда, по вашему мнению, может быть введен блок?

Артуньянц вскочил, вытянулся в струнку:

— Сидор Иванович! Теодор Васильевич назвал трудный, но реальный срок. Физический пуск реактора в мае мы проведем.

— А энергопуск?

Артуньянц по опыту знал, что именно после физического пуска, который торопятся провести для галочки, начинаются настоящие наладочные работы, доводка блока, и занимают они по времени минимум три месяца. Однако назвать сентябрь он просто не решился.

— В июле, Сидор Иванович.

Министр помрачнел и с какой-то затаенной тоской сказал:

— Артуньянц, вы знаете, что я надеялся на вас, верил вашим оценкам, вашим срокам, вашим предсказаниям, черт возьми! В нашем министерстве классических электростанций вы единственный представляли достаточно компетентное направление в атомных делах. Но ваши прогнозы лопнули. Вы потеряли мое доверие, Артуньянц!

Сапарову не стало легче, что на сей раз министр разносил его коллегу. Сапаров сидел как на иголках. Его лихорадило. Почему и с чьей подачи их институту поручили атомное проектирование? Поручил министр. Сапаров вспомнил даже, что в свое время не особенно и сопротивлялся этому. Чего греха таить, манили кое-какие лавры. Да ведь, строго говоря, он и тогда не хотел. Разумеется, у них мощный коллектив проектировщиков-строителей, так ведь эта электростанция — «вещь в себе», никто не видит конечных объемов. Если Сидор Иванович сейчас спросит, то он, Сапаров, будет молчать. Да, он профан, и ему не стыдно открыто сказать об этом. Железобетонная плотина — не атомный реактор, это же так понятно, так наглядно! Вот послать бы сюда Козиса, пусть бы отдувался. Но ведь надо, надо же когда-нибудь разрубить этот чертов узел! Сапаров теперь со всей определенностью понимал, что все несчастья жизни происходят оттого, что люди берутся не за свое дело. Слишком поздно он повернулся лицом к атомщикам, даже в своем институте принимал их как нечто временное. Два года назад было бы в самый раз. Но что же сказать министру? И тут его осенило. По опыту он знал, что в таких случаях хорошо помогает «фигура прикрытия». Надо во всем признать свою вину и тут же, немедля, выдвинуть позитивное предложение. Батюшки! Техпроект второй очереди! Здесь он может сказать кое-что. И он почувствовал вдруг под собою всю поверхность удобного стула, с которого начал было валиться, и поудобней уселся.

— Сапаров! — обратился к нему министр. — Когда кончатся безобразия с атомным проектированием?

Сапаров сидел, словно ожидая повторного приглашения, одновременно якобы с усилием постигая глубокий смысл вопроса. Потом с запозданием вскочил, что вызвало улыбки и внесло некоторую разрядку в напряженную ситуацию. Заговорил быстро, часто опуская глаза к блокноту:

— Я понимаю, Сидор Иванович, мы все признаём, мы все учтем. Здесь верно сказали, станция «вещь в себе».

«Ну, понес! — отметил он в душе. — Какая-то чепуха с языка летит».

Министр раздраженно перебил:

— Что вы заладили — «вещь в себе», «вещь в себе»! Все дело в нас! В нашей плохой организованности и в недостаточном чувстве ответственности. Продолжайте.

— Мы признаём все наши ошибки, но, Сидор Иванович, мы и просим помочь нам. Я должен со всей ответственностью сказать, что мы постараемся оправдать возложенное на нас доверие. И мы это докажем в своем новом проекте… — И снова где-то в глубине мелькнуло: «Ах и не вовремя же затеял я эту экспертизу!» — Мы учтем все замечания строителей и монтажников, сократим объемы строймонтажа и улучшим компоновки.

— Когда вы представите проект на экспертизу министерства?

Сапаров повеселел. Маневр удался. Глаза его заблестели.

— Сидор Иванович! Через семь — десять дней представим.

— Артуньянц, вы смотрели проект?

— Нет еще, Сидор Иванович. Обязательно посмотрим.

Коллегия продолжала свою работу.

В коридорах института только и разговору было что о коллегии. Вроде бы Сапаров вернулся с коллегии здорово взбодренный. Так оно и оказалось. Когда он вызвал меня к себе, я увидел, что он пребывает в приподнятом настроении: быстро ходил взад и вперед по кабинету.

— Ну, как у вас дела, Юрий Иванович? — спросил Сапаров, и тут я впервые по-настоящему увидел его глаза — водянисто-голубые, отразившие свет окна и горящие нетерпением.

— Экспертное заключение готово.

— Уже?! Не слишком ли быстро? — Он продолжал ходить по кабинету, сунув руки в карманы и сильно сгорбившись.

— Срок определил Козис, — сказал я, став спиной к столу заседаний, чтобы держать Сапарова в поле зрения.

— Хорошо. Я вас позвал, чтобы сказать, что проект надо выпускать. Я дал слово министру.

— Надо, конечно.

— Почему какая-то уклончивость?