Григорий Медведев - Миг жизни

Собрались уже все, кому положено быть: и представители бюро комплексного проектирования, вон и Александр Дмитриевич, он увидел меня и махнул рукой, приглашая садиться рядом, есть и представители теплотехнического института, и генерального конструктора реактора. Естественно, Союзэнерго, мой лучший друг Перфильев, представители главного управления Минтехмаша, монтажников и прочая, и прочая… Не было видно директора Чегерольской АЭС, главного, так сказать, заинтересованного лица. Это меня огорчило. Как-никак голос заказчика изрядно весом, потому как за ним стоят деньги, он платит. На Пузанова я очень надеялся, поможет он урезонить Козиса.

Председательствовал Молоков. И пока Марков и Козис, который имел очень важный вид, прикалывали кнопками листы проекта к рейкам на стене, а в зале стоял легкий шум, я вдруг как-то пал духом и призадумался. В самом деле. Развязка близка. А когда приближаешься к итогу, облетают блестки замысла и нос к носу остаешься со строгой реальностью, тут не всегда бывает повод для веселья. Допустим, проект провалят. Сапаров, не говоря уже о Козисе и его окружении, отвернется от меня начисто. Проект протащат. Возможен и такой вариант. Что же, и тут мне не светит. Во-первых, потому, что и я проиграю, и дело пострадает, и тогда прости-прощай душевный покой. А знаю я себя, снова начну пороги обивать, доказывать правоту. Во-вторых, Сапаров постарается отвернуться от меня, потому что не станет он просить за человека, который стал невольным свидетелем его бессилия.

— Итак, похоже, что в любом случае Москва сделает мне ручкой. «Ну и шут с вами», — подумал я.

В это время кто-то тронул меня за плечо. Появился Пузанов. Ну, слава богу! Шансов прибавилось, настроение поднялось. В конце концов завалить плохой проект — уже добрая награда за труды, и шкурные интересы сюда не след привязывать. К тому же меня очень занимало такое соображение: может ли обыкновенный маленький человек, если здорово захочет и поставит долгом совести и чести, повлиять на ход больших событий?

Я сидел полный трепетного ожидания. Как-никак к режиссуре этого спектакля я приложил руку.

Молоков постучал карандашом по столу. Он был бледен, волнуется старина. Даже с моего места было видно, что у него дергается правая щека. Это его нервировало, он морщился и то и дело потирал щеку рукой.

Слово предоставили главному инженеру проекта Маркову. Как истый специалист по плотинам, он углубился в дебри достоинств строительной части проекта: повышенный коэффициент индустриальности, значительно меньший по сравнению с приморским прототипом расход бетона за счет сжатой компоновки, развития блока по вертикали, снижения объемов нулевого цикла. И поскакал, размахивая кнутиком.

Я судорожно вцепился в спинку впереди стоящего стула. Черт побери! Его послушать, так хоть сейчас передавай проект в Госстрой на утверждение. Конечно, для иного уха — чистейший бальзам.

В это время из группы Александра Дмитриевича раздался нетерпеливый голос:

— Вы лучше расскажите, какой ценой получены эти сказочные цифры?

— Все будет сказано, — ответил Марков, недовольный, что сбили с мысли.

Но ему не дали передыху:

— Ничего не будет сказано, милейший Виктор Александрович! Ваши цифры или высосаны из пальца, или получены за счет грубейшего нарушения санитарных и строительных норм, соблюдение которых в атомном строительстве необходимо.

— Я протестую! — хрипло выкрикнул Козис, несильно стукнув ладонью по столу. Как-никак не у себя в кабинете. — Это шантаж заинтересованной организации! Я протестую!

— Тише, товарищи! — Молоков постучал карандашом по столу. — Соблюдайте порядок.

Я с интересом вглядывался в неожиданного своего единомышленника, вспомнил, что недавно слушал этого парня по телевизору: ясная голова, отменная речь, широта охвата, вечная смешинка в глазах. Таким парням явно невдомек, как это сапоги может тачать пирожник? Счастье, что такие люди есть на свете. Тут он снова вскочил:

— Вы бы, дорогой Виктор Александрович, начали с того, что ваш проект, во-первых, чистейшая компиляция нашей работы, если не сказать — грубый передир. Во-вторых, уже списанное вы, извините, попросту испортили. Прошу прощения.

Марков сник, сбавил на пол тона и продолжал сообщение не так уверенно, часто перескакивая с раздела на раздел. Ну и поделом! Ибо высшая безнравственность — браться не за свое дело.

Марков читал и читал, часто и усердно отирая пот с лица и лысины.

«Еще удар хватит, — подумал я. — И ради чего мучается человек?»

Козис сидел сильно бледный и нервно барабанил пальцами по столу. Он ждал своего часа: он ответит, уж будьте спокойны!

Когда Марков дошел до мер безопасности и коснулся барбатера, то повернулся вдруг к аудитории и поискал глазами кого-то. Мне показалось, что наши глаза встретились, и я подумал, что старина, возможно, объективно оценит мои усилия. Вовсе нет, он думал, что меня здесь нет. Впрочем, и увидев меня, не счел нужным хотя бы упомянуть об экспертизе. Будто ее не было, будто и нервы мы друг другу не мотали.

Когда Марков, несколько скомкав выводы, сел, слова попросил Козис. Он слегка поднадулся и сиплым, но довольно уверенным голосом заявил, что желает ответить на безответственные выкрики.

Молоков постучал карандашом по столу.

— Прошу прощения, заключительное слово в конце. Если у вас нет дополнений по существу сообщения товарища Маркова, тогда прошу наших гостей выступить и доложить свои замечания. — Он заглянул в листок, лежавший на столе: — Союзэнерго, пожалуйста.

Встал мой лучший друг Перфильев. В руках его я узнал свое экспертное заключение. Конечно! Разве найдется еще такой дурак, как я, чтобы уродоваться, ночь не спать, лететь сломя голову из города в город?!

Голос Перфильева был уверенным. Несомненно, он внимательно прочитал и запомнил некоторые основные положения экспертизы. Молодец! Довольно точно перечислив замечания по компоновкам и технологии, он подробно остановился на мерах безопасности при предельной ядерной аварии, затем открыл страницу с моими выводами и зачитал.

«Молодец, Перфильев! — подумал я. — Умница, сработал для государства!»

Молоков слушал с интересом. Тема ему была знакома.

— По мнению Союзэнерго, — заключил Перфильев, — барбатер локализации предельной аварии недостаточно продуман, отсутствует техпроект барбатера, не продуман отсос гремучей смеси после конденсации аварийного пара. Всем нам ясно, чем это грозит.

Я посмотрел на Козиса. Лицо его было бледнее прежнего. Такой дыни он не ожидал: слово в слово генеральный заказчик повторяет мои выводы. Возможно, Козиса даже осенила догадка. Ничего, переживет.

— Кроме того, мы считаем, — слегка улыбнулся Перфильев, — что по меньшей мере неэтично располагать парную баню под ядерным реактором. Если же предусмотреть постоянный отсос воздуха из объема барбатера, создав некоторое разрежение, можно было бы уменьшить размеры барбатера и расположить его вокруг аппарата. Такие примеры из мировой практики известны. Или же вынести барбатер наружу, что тоже предлагалось.