Григорий Медведев - Миг жизни

— Сапаров у себя? — спросил я ее.

— Да, кажется, — ответила она как-то нехотя, скучно.

Я взялся за ручку двери.

— Он просил его не беспокоить!

— Переживет, — сказал я ей доверительно и прошел в кабинет к главному инженеру.

Сапаров сидел за столом и смотрел переписку. Увидев меня, он довольно сухо поздоровался и снова уткнулся в бумаги.

«Дает понять, что некогда», — подумал я.

Не ожидая приглашения, сел в кресло и стал ждать. Позиция моя была удобная. Сапаров листал бумаги, а я мог довольно свободно изучать его лицо. Посмотрим, у кого больше терпения!

Он явно был смущен, хотя изо всех сил старался выглядеть строго деловым. Перекладывая бумажки, вдруг спохватился, нажал клавишу селектора и раздраженно крикнул:

— Лидия Яковлевна, я прошу вас больше никого ко мне не пускать!

«Еще один намек», — подумал я.

Сапаров наконец понял, что после выговора секретарю молчать неприлично, порозовел и сказал, не отрывая глаз от бумаг:

— Я вас слушаю.

Я почувствовал, что сам краснею. Мне хотелось рассказать ему об экспертизе проекта, о том, что проект все же при прочих равных условиях надо серьезно доработать, но понял вдруг, что говорить об этом не буду. Чужим и таким сейчас гадким, деревянным голосом просителя я сказал, что у меня кончается временная прописка, спросил, как быть с постоянной и вообще каковы мои перспективы.

— Если здесь серьезное учреждение, то вы получите то, на чем настаиваете. — Он, не глядя на меня, снова уткнулся в бумаги.

Ну, что тут скажешь? Все как по нотам. Я чувствовал, что если сейчас заговорю, то могу наговорить глупостей. Я встал и твердым шагом вышел из кабинета, отменно долбанув дверью.

— Хулиган! — услышал я вдогонку выкрик Лидии Яковлевны.

Оказывается, эта птичка умеет не только журчать, но и покрикивать. Все было ясно. Надо идти к Артуньянцу и проситься на станцию.

На улице лил сильный дождь. Я поднял воротник плаща и двинулся по направлению к метро.

«Не так уж и плохо все вышло, — думал я. — Прямая и обратная связь. И дело тут не в Сапарове и Козисе. Я на короткое время понадобился министерству. Сделал нужное дело и вот теперь возвращаюсь, в провинцию. Сердцем я спокоен.

Всего доброго, Москва! До новых встреч!»

Ненастин и Писаренков пришли в зону. В нос ударило спертым железным духом. Кругом были трубы, механизмы, всевозможные рукоятки и маховички, ящики и ящички, приборы, гильзы датчиков, кренделями витые медные трубочки с белошкальными круглыми бляхами манометров на концах. И каждый из этих механизмов и приборов попахивал своим запахом, поблескивал своим блеском, играл своим оригинальным цветом.

Но в данный момент механизмы бездействовали, никто из людей не работал, шуму не производил, и все это железное многообразие окутывала густая, сдавленная тишина малого объема.

Ненастин перетаптывался на месте, осматривался, привыкал, испытывал некоторое волнение. Правда, по пути сюда, когда они с Писаренковым осторожно пробирались по неровной еще от динамитных взрывов скалистой дороге, пробитой сквозь сопку, он волновался куда больше.

А смущала его прежде всего неизвестность. Он все думал, как оно будет там, внизу, облучать… Светить натуральным белым светом или еще как иначе…

На теоретических занятиях по радиационной безопасности он хорошо все усвоил, тщательно записал лекции в тетрадь, но поскольку воображение имел богатое, образное, то пытался представить, оценить радиацию на ощупь, на цвет, на вкус, на запах. А так как на занятиях постоянно упоминалось само слово «лучи», то Ненастину невольно думалось о свечении, как от электрической лампочки, например, или от солнца.

Знал он также, что любые другие лучи могут иметь запах, не свой, конечно, а косвенный, как бывает при сварке, когда воздух сильно ионизируется и свежо пахнет озоном…

— А лучи эти пахнут? — спросил он по дороге в зону Писаренкова, который считался шибко опытным в этих делах и, по производственной необходимости, не единожды подвергался облучению при выполнении работ.

Длинный Писаренков покровительственно рассмеялся и, глядя сверху вниз на невысокого и коренастого Ненастина, отрывисто пробасил:

— Понюхаешь — узнаешь…

— Нет, кроме шуток?.. — настаивал Ненастин.

— Да у меня хронический насморк! — шутливо взорвался Писаренков. — Я запахов, может, вообще не ощущаю… — И заботливо предупредил товарища: — Ты гляди лучше себе под ноги, а то недолго и загреметь, дорожка-то из-под динамита…

— А свет они излучают, эти лучи? — через некоторое время снова спросил Ненастин.

Писаренков выразительно посмотрел на него:

— Я вижу, мандраж тебя забирает, Витек, а?.. Не волнуйся… Света нету от лучей, но светят они хорошо… Го-го-го! — засмеялся Писаренков, довольный неожиданной игрой слов. — А в общем, не боись… Все обычно… То есть не совсем, но в общем-то обычно…

Допускающий достал из ящика два дозиметра, внешне похожих на толстые чернильные авторучки с зацепами для карманов. Сунул поочередно каждый из них в гнездо панели, зарядил, после чего вручил рабочим и спросил:

— Первый раз или уже работали?

— Я работал, — сказал Писаренков несколько обиженным тоном, — а товарищ Ненастин — впервые… Буду знакомить его с характером работ…

Допускающий внимательно и, показалось, с сочувствием посмотрел на Ненастина, отчего растерянность, стыд и еще какие-то непонятные чувства, перемешавшись, родили в Ненастине стойкую жалость к себе, а также ощущение какой-то потери.

— Ну потопали! — залихватским голосом сказал Писаренков и шагнул в сторону люка.

Оба слесаря были в стеганых ватниках и комбинезонах, на ногах — бутсы марки «ГД», на головах береты.

— Время работы — десять минут, — предупредил допускающий.

— Не беспокойтесь, — сказал Писаренков каким-то уже машинальным голосом, — все будет наилучшим манером…

Вслед за тем он полез в люк и застучал бутсами по перекладинам вертикальной металлической лестницы.

Бум-бум-бум-бум! — удесятеряло звуки эхо, вырываясь через люк в помещение верхнего этажа.

Ненастин полез вторым. Ловил себя на том, что чересчур крепко хватается за поручни. Спускаясь, внимательно поглядывал по сторонам.

Вот и помещение второго этажа. Здесь тоже очень тихо, но тишина глухая. Объем еще более зажат. Ненастин остановился на площадке второго этажа и стукнул по ней каблуком ботинка. Звук был глухой. Эха не было.

Ненастин немного обвыкся в новом пространстве и глянул вниз через люк. Писаренков был уже там. Внизу еле различался слабый красноватый свет. Ничего не разобрать.

Ненастин залез в проем люка и стал спускаться. Чувствовал себя неуверенно и скованно.