Николай Романов - После отбоя

— Не могу я этого объяснить.

Оба замолчали, обескураженные, потерянные. Наконец Иванчишин встал, протянул Аникееву руку, поблагодарил:

— Спасибо, Данич!

Утра не было, вряд ли обозначится и день. Между небом и землей — плотная мгла, она гасила яркие электрические лампы, превращая прожекторные лучи в мутные, желтоватые полосы. Казалось, опустись шкала еще градусов на пять — и все кругом остекленеет, превратится в ледяную скалу.

Кровельщики не дружили ни с морозами, ни с буранами, но сейчас Иван Муромцев мысленно кланялся ветру: «Ну подуй, разгони эту хмарь, а потом отдохнешь в своих излюбленных складках Саянского хребта». «Ни черта ты не смыслишь, бродяга!» — выругался бригадир и зашел в бытовку. Рабочие сидели вялые, словно не выспавшиеся или только что сошедшие с крыши после трудного рабочего дня. Это впечатление усиливалось еще и тем, что за последние недели все заметно похудели, осунулись, движения скупые, усталые, говорили неохотно, односложно.

Внезапно в бытовке появились крановщица Октябрина Светлова и Костя Стрельцов, или «повар», как его прозвали ребята: он «варил» в котле битум.

Октябрина — статная, высокая, с интеллигентными чертами лица, с подкупающей улыбкой светло-серых глаз. На ней шапочка под норку, модная меховая куртка, черные эластичные брюки. Юля восторженно, с завистью смотрела на Октябрину: вот они какие, машинисты башенных кранов, не рабочие — артисты! Затем перевела взгляд на нескладную, словно нарочно укороченную одежду Гены Ветрова и окончательно решила: «А я все равно буду кровельщицей. И вообще, не одежда красит человека, а человек одежду».

А Костя Стрельцов был далек от артистического мира. У него не только одежда, но и лицо, руки прокопчены, промаслены, опалены, лишь глаза остались нетронутыми, и то, наверно, потому, что от природы черные.

— Кран готов! — неожиданно высоким голосом объявила Октябрина.

— Котел разогрет, через полчаса могу выдать первую порцию «плова», — сообщил Костя хриплым и, казалось, тоже прокопченным голосом.

Оба смежника пришли не только затем, чтобы доложить о готовности, но и ободрить, поторопить кровельщиков. Такого в практике работы Муромцева не наблюдалось, всегда вращение начиналось в обратном направлении: кровельщики выступали в роли просителей. Вот что значит истинное рабочее содружество, соперничество, совместно принятые обязательства. Так бы во всех звеньях, со всеми субподрядчиками, поставщиками! И хорошо, что движение пошло снизу, что рабочие сами почувствовали силу социалистического соревнования. Молодец Точкин! Правда, Борис категорически отрицал свое лидерство: пример, дескать, подали танкисты, директор Снегов.

Сахаркевич и Точкин первыми поднимались на крышу.

— Хорошо бы обобщить опыт соревнования с субподрядными подразделениями. Боря, выступи со статьей в газете, — предложила Мара.

— Надо сначала накопить его, потом обобщать.

У Мары напрашивался сердитый ответ: «Перестраховщик ты, Боря!» — но не хотелось размолвки. Последнее время они так редко оставались вдвоем, приходилось дорожить даже этой минутной остановкой на крошечной площадке лестницы.

Синоптики на сей раз оказались пророками: мгла таяла, прожекторные лучи очищались от ржавчины, площадь крыши просматривалась уже метров на двадцать. А вот и остальные кровельщики. Первой сошла Юля, вслед за ней, как привязанный, Гена, потом Женька Чудакова и остальные. Бригадир появился минут через десять — утрясал вопросы взаимодействия на земле.

Каждый раз, взобравшись на крышу, Мара как бы заново подытоживала работу бригады. Одно дело говорить об этом в бытовке, другое — осязаемо видеть свой труд. Главное сделано: железобетонные плиты покрытия заасфальтированы, уже положен первый слой рубероида, теперь не будут упрекать, что они задерживают внутренние работы по монтажу оборудования. Какие же молодцы подобрались в бригаде! Даже Юля пришлась ко двору — цепкая, напористая, смышленая, только вот рукавицы на руках не держатся. Гена за ними уже несколько раз спускался вниз.

Женька Чудакова посоветовала:

— Юлька, продень тесемки через рукава и привяжи к ним варежки.

Это было сказано для Ветрова: посмотри, мол, детсад на крыше. Юля готова была кинуться на Женьку, но пустила в ход язык:

— Дуракова, бери метлу, сметай снег с крыши.

— Не Дуракова, а Чудакова.

— А мне без разницы.

Словесная дуэль была не беспричинна — Юля не прощала обид, нанесенных Гене, она видела в нем идеал молодого человека — дельный, умный, воспитанный, отзывчивый. Словом, не было на свете благородных качеств, которыми природа обделила бы Гену.

Мара не догадывалась об истинной причине перепалки среди девчат, просто так цапаются, от безделья, а стоит подать команду приступить к работе, они превращаются в беззаветных тружениц. Обидно только, что труд их не всегда оценивается по достоинству. В газете мелькают портреты монтажников, бетонщиков, копровщиков, мозаичников, отделочников, а кровельщиков нет. Почему? Да потому, что в такую погоду никто из фотокорреспондентов сюда не полезет, а если сейчас поднимутся — ничего не увидят, даже удивятся: «Чего нагородили о работе кровельщиков — тяжелая, опасная, героическая? Подумаешь! Накатывай рубероид на горячую, дымящуюся мастику битума, как обои на клей».

«Подумаешь! — передразнила Мара невидимого оппонента. — Даже трехметровый кусок обоев без навыка не наклеишь, как следует, пойдет он у тебя вкось и вкривь, останутся морщины в середине или на краях, а тут рубероидная лента длиной в шестьсот метров должна лечь идеально ровно, как по линейке. Рядом, с накладкой в несколько сантиметров, ляжет вторая, затем третья ленты, и все они должны приклеиться намертво, ни одного пузырика размером в пятачок не может остаться. Попробуй прокатай тысячи квадратных метров ручным катком!»

Длинная узорчатая стрела башенного крана плыла в их сторону. Бригадир Муромцев, как дирижер оркестра, сигналил руками крановщице, ему не нужны были стропальщики. Борис непроизвольно повторял движения бригадира и все время оглядывался, проверял, чтобы кто-нибудь не подсунулся к месту спуска. Октябрина ловко маневрировала стрелой, направляла дымящуюся посудину в указываемые бригадиром места. Висящий под бадьей трос уже коснулся крыши, Борис поймал его и, травя или придерживая, опускал битум в нужную точку. Разливали его из бадьи в ведра, из ведер на кровлю, терпеливо накатывали рубероид. Завершала операцию Женька Чудакова с ручным катком. Она то шла вперед, то возвращалась назад, особенно тщательно проходила по швам коврового Покрытия, как рабочие ласково называли мягкую кровлю.