Николай Романов - После отбоя

— Точкин Борис Алексеевич. За — сто шестнадцать, против — четыре.

— Носов Юрий Фомич. За — сто двенадцать, против — восемь.

— Скирдов Семен Иулианович. За — сто десять, против — десять.

— Таранов Павел Иванович. За — сто девять, против — одиннадцать.

— Магидов Андрей Ефимович. За — тридцать четыре, против — восемьдесят шесть…

Телефонный звонок прервал размышления секретаря, он снял трубку, услышал голос Скирдова:

— Павел Иванович, на завтра вызывают в главк, зайди, если можешь.

На совещаниях, планерках, в беседах с людьми Семен Иулианович держался стойко, даже шутил, а перед секретарем парткома нет надобности припудривать свое настроение, он, хмурясь, пожаловался:

— Третий вызов за полмесяца, не многовато ли? Прошлый раз не обещал рывка, как того хотели, ничего не прибавлю и завтра.

— А рывок-то нужен, Семен Иулианович.

— Нужен, но не прошлогодний. Давайте послушаем начальника производственного отдела Барцевича, он выступает с дельными предложениями, хотя чего-то и не договаривает.

Тот явился быстро. Молодой, с короткой стрижкой льняных волос, с бесцветными бровями, зоркими, пытливыми серыми глазами, лицо худущее, словно после болезни, только юношеский румянец щек свидетельствовал о его добром здравии. Как и многие офицеры-двухгодичники, недавно вернувшиеся из армии, он был подтянут, корректен, строг в одежде. Скирдов и Таранов уважали его за исключительное трудолюбие, смелость в применении новых конструкций и прямоту. На собраниях, совещаниях он выступал редко, но говорил о недостатках работников начистоту, касалось ли это отдельных специалистов, бригадиров или руководителей треста, в связи с чем был постоянно в натянутых отношениях с Главным.

— Я вас слушаю, Семен Иулианович.

— Это я вас слушаю, — поправил Скирдов.

— Ничего утешительного, если не сказать резче.

— Говорите.

— Металлические конструкции, выколоченные Магидовым в конце прошлого года, лежат мертвым грузом, а нужные поступают с опозданием и некомплектно. То же с железобетонными изделиями, цементом, бетоном и другими материалами. Электролизный корпус закончили досрочно за счет других объектов, но ведь эти объекты перешли на текущий год, их надо строить, а под них не заложено материальное обеспечение. Сами выбили поставщиков из колеи, они, так же как и мы, не могут войти в график.

— Где же выход?

— Я изложил в своей записке.

— Прочел. Записка обстоятельная, хорошо аргументированная, но концовки нет.

— Могу доложить лично: навести порядок в собственном доме. Аппарат управления треста разболтан, издерган волевыми решениями, лишен инициативы, а значит, и ответственности.

Барцевич откланялся, давая понять, что тема исчерпана, разговор окончен.

Вторым слушали начальника планового отдела Вараксина. Этот был другого склада. Голос вкрадчивый, взгляд настороженный: угадать бы, чего от него хотят.

— Мое мнение насчет выполнения плана текущего года? — переспросил Митрофан, чтобы выиграть время. Работая под эгидой Главного, он твердо усвоил, чего хочет начальство: высоких показателей во что бы то ни стало. И заговорил уже безапелляционно: — У нас есть опыт прошлого года — опора на собственные силы треста, субподрядных организаций, повышение производительности труда, экономия стройматериалов и прочее. Но при планировании я встретил сопротивление начальников стройуправлений, и прежде всего Иванчишина, Носова. Прошу призвать их к порядку.

— Так… — не то одобрительно, не то осуждающе буркнул Семен Иулианович. — Коллекционируете перфораторные листы, сетевые графики работ, или макулатуру, как однажды сказал начальник производственного отдела Барцевич.

— Барцевич — скептик.

— А вы, значит, оптимист, продолжаете печь суперпланы?

— Не понимаю, — обиженно молвил Вараксин.

— А пора бы уж. — Скирдов протянул руку докладчику. После его ухода достал из стола блокнот, полистал, нашел нужную запись, начал читать: — «Новый начальник планового отдела Вараксин. Должность ответственная, могли бы подождать с утверждением до моего приезда. Первое впечатление: скользкий, заискивающий, к делу и не к делу старается свою ученость показать. Мнение Иванчишина: мог бы быть приличным инженером, если бы не навязчивая идея стать выше ростом. Не находка для треста».

— Прибавьте к этой записи: были у секретаря парткома. Уговорили. Дал добро, — горько улыбаясь, признался Таранов. — Надо исправлять.

— Но вы не рассчитывайте, что это будет легким делом.

— Фигура?

— Если бы фигура, — тяжело вздохнул Скирдов, — было бы из-за чего копья ломать.

По плану должен был заслушиваться начальник диспетчерского отдела Захаревский, но управляющий отмахнулся:

— Хватит нам на сегодня и одного супермена, Вараксина. Так что будем делать дальше, товарищ секретарь?

— Примем формулу Барцевича: наводить порядок в собственном доме. Она, пожалуй, очень точно выражает настроение коммунистов.

Таранов поднялся, управляющий придержал его:

— Как вы считаете, Павел Иванович, действительно печень была первопричиной срочного отбытия Магидова в отпуск?

— Нет, конечно. После новогодних фейерверков, банкетов наступили будни. Неудачи старта были видны уже в январе, и он решил: пусть его посевы убирают другие.

Секретаря парткома поджидал непривычный визитер — старший бухгалтер управления треста Ковригин: маленький, сухонький человек пенсионного возраста. Казалось, он всю жизнь ходил в одном и том же сереньком пиджаке с черными нарукавниками и снимал эти нарукавники только при вызове к управляющему. И еще казалось, что его голова была забита лишь колонками цифр. Говорили, что он и на партийных собраниях подводил своеобразное сальдо пустопорожним выступлениям с точностью до одной секунды.

— Садитесь, пожалуйста, — предложил Таранов.

— Спасибо. Я и так удивляюсь, как не нажил сидячую болезнь: две трети жизни провел на стуле. — И без перехода начал: — Как коммунист, обязан доложить вам о некоем, не встречавшемся в моей практике факте: все рабочие девятого строительного управления не получили премиальные за встречный, а перевели на личный счет Геннадия Ветрова.

— Что, что?

— Я уже сказал.

— Но как-то мотивировали?

— Нет.

Ковригин умолк. В его глубоко сидящих глазах отражалось не то недовольство, не то сожаление о зря потерянном времени. А Павлу Ивановичу подумалось: «Все спешим на передний край — строительные площадки, а о людях, отгороженных конторскими стойками, забываем. Вот сидит старый коммунист Исидор Петрович, наверняка, раздумывает, все ли честно зарабатывают полученные денежки, туда ли идут государственные миллионы, но начальство и партийное руководство его мнением не интересуется. И сам он привыкает к подобному отношению, пришел только тогда, когда произошло ЧП — рабочие отказались от премий. Вот и еще одно подтверждение формулы Барцевича, начальника производственного отдела».