Иосиф Герасимов - Миг единый

— Опять что-нибудь натворил? — спросила с участием Леля.

По всему было видно, Родыгину не хотелось об этом говорить, но Леля смотрела на него так, словно требовала: не таите, выкладывайте, и он, поглаживая Настеньку по руке, стал объяснять:

— Опять подрался. Ну, с ровесниками — это ничего, так даже и положено. А то ведь взрослому человеку врезал. Мальчишка, мальчишка, а вымахал на метр восемьдесят. И удар у него будь здоров… Правда, свидетели говорят, за дело ударил. В очереди, возле кассы кинотеатра… Тот Сашину девочку — приятная такая, скромная и умница — нехорошим словом, при всех… Саша и врезал. Честно говоря, правильно… Но опять милиция, опять жалобы… Директорский сынок и все такое прочее. Скверно, конечно, и Настенька переживает…

— Ничего, это я так, — успокоила его Настенька, — уже прошло… Ой, Юрий Петрович, а ты мне очень, очень нынче нравишься…

— В синяках? — усмехнулся Юрий Петрович.

— Угу, — кивнула Настенька и тотчас засмеялась. — Уважение вызывает…

— Что же это мы? — спохватился Родыгин. — Сидим и не работаем, пора нам и за подругу именинника выпить…

Юрий Петрович оглядел кабинет. Слева, на стене, висело несколько фотографий, на одной из них была большая группа людей в белых халатах, стоящих вокруг операционного стола… Юрий Петрович никогда не видел, как оперируют людей, разве что в кинохронике… На какое-то время он упустил нить разговора, который шел за столом, но когда вслушался, то понял: спорят о молодежи; видимо, рассказ Родыгина о Саше не прошел бесследно, к самому событию прямо не вернулись, но о воспитании заговорили.

— Все дело в отсутствии идеала, — категорично заявила Леля; она хмурила лоб, и, как всегда во время споров, в голосе появились назидательные нотки. — Но чтобы выработался идеал, необходимо находиться в центре какой-нибудь важной человеческой деятельности. Если же человек безразличен к проблемам и явлениям социальной жизни, начинает властвовать стихия… Эмоциональные порывы. А это всегда опасно, очень опасно…

Леля говорила долго, и Юрий Петрович видел скуку на лице Настеньки. Наверное, она ничего не понимала из того, что говорила Леля, и Родыгин не очень понимал. «Ну зачем она, — смущаясь за Лелю, думал Юрий Петрович и вдруг вздрогнул от внезапной догадки: — Она о детях… А у нас? Почему у нас нет детей?..» Странно, что эта мысль только сейчас возникла у него… Прежде он считал вполне естественным, что они с Лелей до сих пор не обзавелись ребенком, — было некогда в полном смысле этого слова. Так дорог был каждый день, каждый час, что отдать этому год казалось невероятным. И все же… Размышляя об этом, Юрий Петрович не заметил, как Настенька пересела поближе к Леле, они зашептались, видимо, о своих женских, делах. Тогда и Родыгин подвинулся ближе к Юрию Петровичу.

— Есть новости, — проговорил он, торопливо затягиваясь сигаретой. Со смуглого лица его слетела беспечность, в карих глазах пряталась усмешка. Юрий Петрович знал: когда Родыгин вот так собирался, а глаза и голос оставались веселыми, то за этим крылось нечто его всерьез встревожившее, и потому с особым вниманием повернулся к Родыгину.

— Новости? Какие? Где?

— В объединении, Юрий Петрович… в объединении. Приходько на пенсию наконец проводили. Хорошо проводили. С почестями, подарками. Да ведь и то сказать: человек столько лет в промышленности. В войну-то как знаменито работал! Не его вина, что отстал. Последние три года, можно сказать, из болезней не вылезал. Крепкий мужик, а вот поди же ты, расплакался… Да так, что я и сам слезу пустил…

— Ты что же, там был? — машинально спросил Юрий Петрович, думая о другом… «Приходько на пенсию… Как и говорил Николай Васильевич. Значит…» Он с нетерпением ждал продолжения рассказа… Родыгин загасил быстро сгоревшую сигарету, взял новую, но заело с зажигалкой, и он никак не мог прикурить… «Да прикурит ли он когда-нибудь свою сигарету?»

— Конечно, был, — кивнул Родыгин. — И на банкете посидел. Директора собрались.

— А что же… кого-нибудь уж назначили? — весь внутренне напрягшись, но стараясь не показать этого, спросил Юрий Петрович.

— Ну, сам знаешь: свято место пусто не бывает.

— И кого же? — Ему казалось, что Родыгин намеренно долго тянет с ответом.

— Бортова Степана Ильича… Директора Каменского завода. Ты его знаешь. Он года на два раньше тебя институт окончил.

Бортова Полукаров знал, встречал в министерстве, хотя всерьез ни разу не поговорил, а надо было бы, потому что слышал: Каменский завод в последние годы круто пошел вверх. Да, да, Бортов — прекрасный директор и молод еще. Но ведь и Лебедневский завод — передовое предприятие, теперь он все заметнее да заметнее, о нем много пишут и говорят. Вот оно что случилось, пока он лежал в больнице!.. Если бы тогда сразу в министерстве дал согласие… Чепуха! Если бы очень хотели, подождали бы, пока он выйдет из больницы. Авария тут ни при чем. Выбрали Бортова, а не его. Почему?

Может быть, Родыгин сумел прочесть в глазах Полукарова этот вопрос, а может, заранее решил ничего не таить от Юрия Петровича и с этим пришел в больницу, потому и сказал неожиданно просто:

— Там ведь и ты, Юрий Петрович, в кандидатах был.

— Откуда знаешь?

— Министр мне звонил, — произнес он так, словно речь шла о чем-то будничном. — Характеристику запрашивал.

Вот тут-то вмешалась Леля:

— Конечно же вы поддержали Юрия Петровича?

Родыгин взглянул на нее и, сжав сильной ладонью смуглые щеки, словно стараясь этим жестом скрыть усмешку, ответил:

— Ну уж нет! Какой же я, к черту, директор, если главного инженера вот так запросто отдам. Главные нынче в бо-о-ольшой цене. Нет, конечно, не поддержал. Нам еще работать и работать вместе… Или считаете, я неправ? — Он открыто посмотрел сначала на Лелю, потом на Юрия Петровича.

— Ах вы хитрец! — погрозила пальцем Родыгину Леля. — Конечно, конечно… Не пустить — это же лучшая характеристика!

Юрий Петрович поежился, но тут же напомнил себе: она ничего не знает, он не успел рассказать ей о разговоре с Николаем Васильевичем… Родыгин все еще продолжал смотреть на него, словно ждал ответа. Но что мог ответить Юрий Петрович? Меньше всего он ожидал, что во всю эту историю вмешается Родыгин и так повернет дело.

— Могу привести резоны, какие и министру привел, — сказал Родыгин. — Считаю, Юрию Петровичу идти в главные инженеры объединения рано. Во-первых, — он загнул указательный палец, — основная работа в министерстве — с людьми. Надо все о них знать, кто какой и что за ним. А ты, Юрий Петрович, прости, этого не любишь, да и не умеешь. Так?.. Тут, на заводе, я могу тебя прикрыть, а там некому будет. Во-вторых, — он загнул второй палец, — мы с тобой начали дело и бросать его на полпути, негоже. Вот и все резоны. Два, — он поглядел на загнутые пальцы. — Немного. Но зато крепкие. Так что будем работать, — твердо, как приказ, произнес он.