Борис Попов - Без четвертой стены
- Название:Без четвертой стены
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1980
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Борис Попов - Без четвертой стены краткое содержание
Новый роман Б. Попова «Без четвертой стены» — об артистах одного из столичных театров, которые в силу сложившихся особых обстоятельств едут в далекую Сибирь, в небольшой городок Крутогорск.
В центре внимания автора — привлекательный и вечно таинственный мир актеров, их беды и радости, самоотверженный труд, одержимая любовь к театру.
Б. Попов в своем романе активно утверждает тезис: театр есть не только отражение жизни, театр — сама жизнь. Именно такое понимание искусства и дает его героям силы на труднейший эксперимент — создание принципиально нового театра в «глубинке».
Край, куда приехали Красновидов, Ксения Шинкарева, Лежнев и другие, богат не только своей природой, — здесь, на Тюменщине, идут поиски газа и нефти. Здесь живут замечательные, увлеченные люди, которые становятся первыми зрителями этого театра.
Панорама нашей действительности 50-х годов, те большие события, которые происходили в нашей стране в это время, воспроизведены автором широко и убедительно.
Без четвертой стены - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Идет?
— Идет.
Но руки не подал.
Пошел к ребятам. И Святополк двинулся за ним. Развернули свертки, ели хлеб пополам с пылью, остатки вчерашней, взятой в клубном буфете, колбасы. Угостили Святополка, и он начал изгиляться перед уставшими ребятами:
— А Олег ваш Борисович — молоток, ребята, факт. С таким не пропадешь, уважаю таких. И вы… молотки. Ей-богу, мне бы на годок к вам в компанию, я бы антагонистом перестал быть. Антагонист знаете что такое? Это в переводе на здешний язык — ссыльный.
Красновидов напоминающе сказал:
— Святопо-олк!
Тот осекся:
— Завязал, начальник.
Кинул в рот крошки от бутерброда, нахмурился.
В Аманкарагай приехали засветло. Перед клубом толпился народ. Курили, катались на велосипедах; ребятишки, завидев автобус, побежали по деревне: «Артисты приехали, ставить будут!»
Группу артистов пришел встречать парторг совхоза. Представился, пожал всем руки.
— Волновались.
Он говорил приподнято-празднично, в его поведении замечалась та особенная возбужденность, которая овладевает людьми, впервые увидевшими живых артистов не на сцене, а наяву.
— Звонили уже из области, тоже волновались: где бригада. Буря — неприятное дело. С дальних станов поприезжали, жалуются — трактора занесло, десятки гектаров полёглого хлеба. Потери будут, ну и… гм, гм — оргвыводы. У нас тут тоже понаворочало, краем, правда, задело. Устраивайтесь, товарищи, ждем с нетерпением. Народ у нас с Большой земли: херсонцы, одесситы, харьковчане. Деревенские, конечно. Не знаю, как уместятся, зал на сто пятьдесят, а втиснется человек пятьсот, если не поболе: из других совхозов тоже понаехало.
Он распахнул с гремучей щеколдой дверь. Отстраняя нетерпеливых, столпившихся у дверей, пропустил артистов в нутро клуба и закрыл дверь на щеколду.
В клубе темно, витают амбарные запахи, потолок — рукой достать, сарай сараем. Сцена малюсенькая, метров двадцать пять квадратных, по рампе керосиновые лампы, и еще две подвешены над головой, занавес — легкая дерюжка, на которой во множестве намалеваны небесные звезды.
Парторг засветил лампу, запахло керосиновым перегаром, но светлее от этого вроде бы не стало.
— Располагайтесь, товарищи, а команду начинать как дадите, так и начнем. После концерта попросим вас посидеть с передовиками-новоселами, ну и перекусить.
Приткнувшись кто где, чуть не друг у друга на коленях, артисты стали готовиться, переодевались, причесывались. Красновидов, держа в одной руке карманное зеркальце, гримировался. Герасим Герасимов оделся на Швандю, наклеивал усы, белокурый локон к виску, шутил:
— Где-то потерял юмор, не находили?
Народ гудел за занавеской, набилось — не вздохнуть. Стоячих мест оказалось в пять раз больше, чем сидячих; женщины с грудными детьми, девушки и подростки, местные старики и пожилые бабки; воздух уплотнялся от смеси запахов пота, мазута, табака и детских пеленок; густел шум, слышалась перебранка:
— Имейте совесть!
— Ты сидишь — и сиди.
— Товарищи, дышать нечем, задавили. Не вздохну.
— Вздохнешь, сё одно задавят, стой и не гунявь.
Парторг с трудом пробрался на сцену, спросил:
— Начинаем?
— Да.
Олег Борисович в сером костюме, в белой рубашке с черным галстуком, причесанный и свежий, появился перед парторгом:
— Пожалуйста, начинайте.
— Сейчас, немножко успокою их.
Парторг вышел за занавеску.
— Товарищи!
В зале шум не умолкал. Парторг гаркнул еще раз:
— Товарищи!
Чуть стихло.
— К нам приехали артисты, примем их по-целинному. Уважайте, а поэтому не курите, не разговаривайте, не аплодируйте и не хохочите, как эти… Здесь, спереди, не зацепите лампы на сцене, стекол больше нет, осторожней.
Вдруг кто-то из зала:
— Митрич! Опросик можно?
— Пожалуйста.
— А если я, например, захочу выразить восторг, как быть?
Парторг просовывает голову за занавеску: как быть? Ему отвечают: «Пусть выражает».
— Выражайте, товарищи артисты не возражают.
Трудно сделать тот первый вздох, или, вернее, первый выдох, с которым улетучивается груз личных дел, забот, переживаний, еще трудней вызвать в себе волевой сигнал-приказ: «зазернись», войди в образ!
Занавес раскрылся. Зал, гудевший воскресным базаром, смолк, замер.
Геннадий Берзин, осунувшийся, с синими подтеками у глаз, качающейся походкой вышел на сцену. Рассеянно оглядел зал, машинально поправил галстук, заставил себя улыбнуться. Получилось кисло. Зал воспринял иначе: вышел хохмач. Возник говорок.
Интермедия начиналась словами: «Ну и погода сегодня, я вам скажу…» Из зала послышалось: «Да уж, не говори». Берзин сообразил: подомкнулся к сегодняшней буре. Продолжал: «…дождь как из ведра», и снова из зала реплика: «Не видать что-то». Фу, черт, подумал Геннадий, не дадут они сыграть сцену. Дальше шел текст: «Жена моя куда-то запропастилась». Из зала: «Изменять пошла». Нет, так они запорют номер! Берзин разозлился, взял себя в руки. «Чу, звенит колокольчик. Она!» Реплики не последовало. Берзин за кулисы: «Полина-а, это ты?» Из-за кулис: «Я, мой дружочек!» Реплика из зала: «Нашлась». Появляется Полина — Семенова. Пошел диалог, реплики прекратились, номер состоялся.
Эльга Алиташова раскачала зал. В костюме манси, с бубном в руке, в густых, взбитых горой волосах, узелки лент, бантики, похожие на папильотки. Лешим в юбке носилась по сцене. Танец — и тут же прибаутки, бубен звенел и выколачивал заковыристый ритм. Потом вдруг все обрывалось на полузвуке, она замирала, крадучись на цыпочках подбиралась к керосиновым лампам по авансцене, сотворила над ними причудливый танец одних только рук, ловила ладонями пламя, что-то вещала на своем наречии, шаманила, и виделась в этом таинственно-пугающая премудрость полудикого гадания, укрощения лесных духов или злых сил природы.
Кай-о! Кай-о! Йо!
Земля моя! Какая у тебя песня?
Тайга моя! Какая у тебя сказка?..
Полутьма, вздрагивающие отсветы ламп играли на ее лице скудными бликами, усиливали впечатление от ее сымпровизированного этюда.
Мули павыл мань Захарка
Вильтэ сусне сав нэкемна…
В роще старого шамана
Восемь домиков стоит.
Нефтевышка талисманом
На груди тайги горит.
Эльга меняет ритм, бубен трепещет в ее руке.
Эге-гей!
Быстрей, быстрей!
Санный поезд, эге! гей!
Кто каюр?
А кто в упряжке?
Э-ге-гей!
Путь большой,
Широкий, тряский —
Снеговой!
Эльгу несколько раз вызывали, и она исполнила производственные частушки на «бис».
«Побег Шванди» начинался с песни: «Эх ты, ше-ельма, эх, девчо-онка, что ж непра-вдаю живе-ешь». Швандя и два вооруженных конвоира рассаживаются кто на чем. Швандя — посредине на пеньке, достает кисет, свертывает козью ножку.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: