Борис Попов - Без четвертой стены

Красновидов понимал, что первое впечатление бывает обманчивым, тем более — человек рвется в театр, но парень этот ему понравился. Настораживало, что ни в одном коллективе он не ужился. Возможно, нетрудолюбив? Хватает с лёта? С другой стороны, Изюмов показался ему человеком неординарным, пытливым, с характером твердым, прост, неспесив.

Изюмов словно поймал его мысли.

— Я не избалован, Олег Борисович. Смальства на хлеб зарабатываю. Был кашеваром в леспромхозе, гонял плоты по Енисею, занимался спортом. Получил травму, пошел в массажисты, работал тренером. Жажда самовыражения потянула на сцену. Сбежал в Москву, экзамен по мастерству выдержал, остальные предметы сдавал экстерном.

Тут позвали к столу на «посошок». Герасимов сложил баян. Красновидов сказал Изюмову:

— Приходите завтра, Роман… А по отчеству?

— И по отчеству Роман.

— Приходите завтра, Роман Романыч, ко мне. Вместе подумаем, обсудим, как быть. Мы остановились в технической заезжей.

— Знаю.

— В девять. Идет?

— В двенадцать смена, — сказал Изюмов, — успеем?

— Вполне. А в воскресенье свободны? На всякий случай.

— Как раз. По графику.

— Жду.

За столом Красновидов шепнул Шинкаревой:

— Я, кажется, нашел актера на роль Кучерова.

— Это тот, который так пристально на вас смотрел?

— Да. Роман Изюмов. Последний тост полагался аксакалу.

— Золото — богатств, — гордо сказал старик, помахивая бороденкой, — наша прииска давал много слитка стране. А сами дорогой слитк — шеловек. Пью за такой золото.

Он отпил из стакана, остатки вылил себе на голову и поцеловал стакан в донышко.

— Слышите?! — Ксюша остановилась, задрав голову. — Кто-то кричит.

Красновидов затаил дыхание. Прислушался.

— Я ничего не слышу… Кроме биения сердца.

И он дотронулся губами до ее открытого рта.

Опрокинулась степь, поменялась местами с небом.

Была вечность, длившаяся одно мгновение.

Ксюша с усилием отстранилась. Упавшим голосом сказала:

— Я так могу задохнуться.

На горизонте вспыхнула горбушка солнца. Ксюша, упершись подбородком в колени, сидела на росистой траве недвижно.

— Вы чем-то опечалены? — тихо спросил Красновидов.

Ксюша не ответила. Вмиг наступило похмелье, и в этом похмелье, садня сердце, возникла тяжелая мысль: «Никогда не посягну на чужое». Больше всего на свете Ксюша ждала того, что пришло, и это пришедшее тут же обратилось в скорбную муку.

— Пойдемте, Олег Борисович, — сказала она, приподнимаясь, — уже утро.

Красновидов, смятенный и растерянный, взял ее под руку.

У технической заезжей, на лужайке, Беспалов, Ага-али и Лукьянов занимались гимнастикой. У колодца за оградой Алиташова стирала белье. На скамейке перед домом сидел Изюмов, поджидал Красновидова.

Ксюша, поздоровавшись с Изюмовым, взбежала по ступенькам и скрылась в потемках коридора заезжей, Красновидов пригласил Изюмова на беседу.

Руководителя бригады артистов поместили в комнате, на двери которой висела дощечка: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». В комнате койка, письменный стол, конопатое зеркало времен первых джетыгаринских старателей, таз, над ним огромный медный умывальник. В деревянном ящике единственная на всю Джетыгару пальма. Изюмов с интересом смотрел на Красновидова, который, извинившись, дергал и толкал медный стерженек умывальника, набирал в ладони воду и умывался. Потом завтракали, пили чай.

Красновидов начал без предисловий:

— У меня есть роль, я ищу на нее исполнителя. Хочу попробовать вас. Не обижайтесь, но без пробы ничего не могу обещать.

— И мне надо себя проверить, — ответил Изюмов. — Давно не держал роли в руках.

— Актеры зачастую ленивы и самолюбивы.

— Труда не боюсь. Однако самолюбив.

— Мы все до времени на птичьих правах, — предупредил Красновидов.

— Значит, я не исключение?

У Изюмова в голосе твердость, напористость.

— Остальные, однако, не умирают?

— Почему вы так часто употребляете это «однако»?

— Привычка. Долго пожил в Сибири.

Изюмов смеялся открыто, обнажая крупные белые зубы.

— Однако вы тоже это «однако» скоро будете употреблять где надо и где не надо…

— Сомневаюсь. Вы можете, Роман, сразу направиться в Крутогорск и оформиться?

— Могу. Если отпустит шахтоуправление.

— Я похлопочу. Вы должны заниматься своим делом, — сказал Красновидов и тут же подумал: «А не оставить ли его пока при себе? Дам ему роль. С места в карьер». — Однако вы можете остаться и с нашей группой, мы через неделю заканчиваем гастроли.

Изюмов захлопал в ладоши.

— Браво! Вот видите, «однако» уже прилипло!

— Да, черт возьми, заразительное слово. Так как?

— Как надо, так и будет, Олег Борисович.

Красновидов достал из портфеля пьесу.

— Прочитайте. Мне нужно знать ваше мнение. Завтра репетиция. Будет первая читка по ролям. Тогда обо всем и договоримся.

Весь этот день Ксюша с Красновидовым не виделись.

На репетицию собрались в большой комнате, где жили мужчины. Расселись на койках.

Красновидов вошел с Изюмовым. Олег Борисович пожелал всем доброго утра и представил группе Романа Изюмова.

— Прошу принять в нашу когорту.

Актеры с интересом и оценивающе рассматривали новичка: вот это герой, вылитый Байрон. «Байрон», зажав коленями ладони, сидел смущенный. Красновидов расположился за столом, сняв пиджак, повесил его на спинку стула. Раскрыл пьесу. Листая, сказал:

— Роман Изюмов будет пробоваться на роль Максима Кучерова. — Обратился к Роману: — Почитаем?

Тот, пожав плечами, улыбнулся.

— Ну и отлично.

И тут Красновидов столкнулся глазами с Ксюшей. Она отвела взгляд в сторону. Преодолевая недоумение и досаду, худрук, взяв себя в руки, сообщил:

— Первое впечатление бывает самым сильным и, как это ни странно, воспринимается больше эмоционально, чем рассудком. Потом, в работе, все будет наоборот. Может случиться так, что поначалу пьеса надоест, роли покажутся чужими, неинтересными. К прогонам — запомните это — ваше первое ощущение от пьесы пройдет, вы вживетесь в роли, они станут вашими, родными. Вы увлечетесь. — Сдерживая необъяснимое беспокойство, спросил: — Ксения Анатольевна, вы сможете репетировать?

И тут все оглянулись на Ксюшу.

— Тебе плохо? — шепнула Эльга.

«Провалиться мне сквозь землю, я сорвала репетицию. Олег Борисович сейчас устроит разнос».

— Извините меня, — она встряхнула головой. — Я могу репетировать.

Раскрыла тетрадку, в которую была переписана роль.

— Начали, — сказал Красновидов.

Положив локти на стол, он обхватил руками голову.

Первая читка, да еще в присутствии автора, доставляет всегда особое удовольствие. За роли свои они пока не очень беспокоятся: все впереди, сейчас требуется только всмотреться в текст, следить за логикой фразы, вникнуть в содержание пьесы, в общих чертах почувствовать окружающих тебя персонажей. И ничего пока не закреплять. Все потом.