Борис Попов - Без четвертой стены

— Остановись, — сказала она, — завидовать нечему. Ты давно приехал?

— Я прилетел, Линка, — ответил он и закурил. — Чемодан в номере у Стругацкого. Сенька зол. Даже руки не подал. Что с ним?

— Рвется на место Олега, — сболтнула она.

— Да? Зама-ах. Ну-ну.

— До завтра. — Ангелина Потаповна протянула ему руку. — Мне нездоровится, я хочу спать.

…Представитель из главка в сопровождении инспектора областного управления культуры по-хозяйски вошел к Рогову в кабинет. Бесцеремонно сел, положил на стол командировочное удостоверение, снял шляпу, надел ее на коленку.

Инспектор сел в сторонке.

Петр Андреевич из-под очков вглядывался в лицо гостя, старался уловить, с добром приехал или без предисловий начнет пушить и выговаривать? Глаза у гости, ленивые и бесцветные, мерцали сквозь реденькие ресницы. Брови перышками, вздернуты на лоб. Лет ему на вид не то сорок, не то двадцать пять — не поймешь. Лицо серое. С дороги-то, видно, хотелось ему скорее разуться и прилечь. Гость молча оглядывал кабинет.

И Рогов молчал. Тогда заговорил сопровождающий:

— Мы, Петр Андреевич, сложным путем к вам добрались.

— Почему же сложным? — спросил Рогов.

— Алексею вот Алексеевичу захотелось побывать в Тобольском театре-теремке, посмотреть, как там идут дела. Репертуар, труппа. Касса. Ну, и так далее. Так в Тобольск вот ехали на поезде, а оттуда решили по Иртышу, да пароход на двенадцать часов что-то задержался, какой-то вал чинили. Подустали в дороге.

— Чаю могу предложить, — сказал Рогов, — с хлебом.

Он опять изучающе посмотрел на молчавшего представителя.

— А насчет жилья так: у нас заказы на гостиницу дают за трое суток. Очень большой наплыв: геологи, строители. Целые экспедиционные партии, так что не обессудьте, надо было из Тюмени звоночек. Мол, так и так. И заказали бы номер… Вы, Алексей Алексеевич, надолго?

Рогов не сводил взгляда с представителя. У того глаза округлились.

— Как же? Где же отдохнуть?!

— Вы надолго? — еще раз спросил Рогов.

— Пока не закончу.

— Тогда-а… — Рогов улыбнулся пришедшей на ум мысли, — тогда могу предложить вам одну из гримуборных, поставим койку. Только не курить, строение, сами понимаете, театр.

— Ка-ак?! — сорвался с голоса представитель. — Мне гримуборную?

— А чё? — беспечно молвил Рогов. — Пока устроитесь в ней, а там, как дадут добро на номер, мы вас переместим в гостиницу. Сейчас-то, думаю, в рабочий-то день поработаем?

Представитель вскочил со стула, вздел на затылок шляпу, повернулся к сопровождающему:

— В горком!

И выкатился из кабинета. Сопровождающий следом.

Рогов пожал плечами.

Через два часа представитель вернулся. Без сопровождающего. Без шляпы. Галстук на стороне, ворот расстегнут.

— Жара у вас какая, — прожужжал он, — а еще Сибирь называется.

«Да он, поди, неумен, — подумал Рогов. — И где его черти два часа носили? Чем его там ошарашили, что он такой побитый?»

— Так как же? — спросил тот, упершись руками в колени.

— Не понимаю? — взглянул с деланным вниманием на пришельца Рогов.

— В нарочных нуждаетесь, в курьерах?

Представитель никак не мог настроиться на деловой разговор, его распирало повздорить, взять Рогова на испуг. Периферийные театральные работники, как водится, дрожат перед налетами из высших инстанций.

Театральное дело в провинции поставлено слабо, терпит убытки. Выкручивайся сам как знаешь, о помощи и не мечтай. А прицепиться ко всему можно. Руководство сверху заливает горящие театрики дождем циркуляров, приказов, инструкций. А уж если такой случай, что гость из главка, ну, тогда держись, не иначе как с нахлобучкой. Рогов не дрожал, не жаловался, не требовал. Ничего. Сидел и смотрел на гостя независимо.

— Почему не явились на вызов в главк? — наседал представитель.

— Так ведь конец неблизок, минимум трое суток потеряю, — спокойно ответил Рогов, — а дел по горло. Видите, театр ремонтируем, спешим к открытию сезона.

— Открытия не будет, — объявил представитель тоном циркового шталмейстера.

На Рогова вдруг нашло шаловливое настроение. Ему захотелось поиграть: с подобными курьерами надо становиться на одну ступеньку, у них от этого спеси прибавляется, куражу.

— Почему же это открытия не будет? — спросил он.

— Вам было предписано явиться в главк, так?

— Так.

— Почему не явились?

Завел сказку про белого бычка. Рогов улыбнулся.

— Дела-с, уважаемый, дела-с.

И с неподдельным сожалением подумал: «Делать тебе нечего, командировочный, не знаешь толком, зачем приехал, перепуган, неосведомлен…»

Командировочный потребовал показать ему сметы, график ремонтных работ, ведомости на зарплату, счета, наряды. Уже по тому, какие данные его интересовали, Рогов понял: на крутогорский театр кто-то капнул.

— Вот что, — представитель сложил все папки и бумажки в стопку, похлопал по ним ладонью, — все это я забираю с собой.

Рогов присвистнул.

— Как это так, вы забираете?

— А так, — безапелляционно ответил тот и еще раз хлопнул по папкам.

— А я вам их не дам. И вот что. Приехали вы сюда, уважаемый, зря проводить время. За времяпрепровождение денег не платят.

Рогов полез в стол, достал его командировочное.

— Если вы имеете целью лишь попугать нас и напустить пыли, командировка ваша, получается, не имеет цели. А значит, и командировочное удостоверение я вам не отмечу, препровожу его в отдел культуры, а вас, дорогой, к секретарю горкома партии товарищу Бурову.

Услышав фамилию Бурова, Алексей Алексеевич привстал.

— Он разобъяснит вам все досконально.

— Я только что был у Бурова, — сдаваясь, признался тот.

— А-а. Тем лучше, — улыбнулся Рогов. — Значит, вы уже знакомы? Зайдите вторично, я его предуведомлю. А сейчас простите. Татьяна Леонидовна! — позвал он Могилевскую.

Могилевская появилась в дверях.

— Соединитесь с Сергеем Кузьмичом, пусть примет вне очереди, если возможно. И препроводите товарища до горкома, он в Крутогорске впервые, может заплутаться. Честь имею.

Когда Татьяна Леонидовна прикрыла за представителем дверь, Рогов снял трубку:

— Девушка, свяжите меня с Буровым.

Вечером, в ресторане «Ханты-Мансийск», что напротив кинотеатра «Сибирь», сидели в дальнем углу за столиком Томский и Ангелина Потаповна. Томский был уже под хмельком, Ангелина Потаповна пила мало, но много курила. Ласковый, утихший Томский положил ей руку на шею.

— Линуля, Линуля, ты до сих пор меня так и не распознала, — шептал ей Томский. — Кривляюсь я. Вся моя фанаберия, геройство — дешевый фарс. А почему? Можешь ответить? Молчишь?.. — Он нежно сжал ей пальцами шею. — Не могу тебя забыть.

Ангелина Потаповна посмотрела на нетрезвого своего бывшего. Вяло отозвалась: