Инга Петкевич - Лесные качели

Эта тоска преследовала его на земле, и он спасался от нее только в небе. Теперь этот единственный путь спасения был ему отрезан. Хочешь не хочешь, придется взглянуть правде в лицо…

И опять будто полыхнуло это мерзкое озарение, освещая своим жестким светом бравого вояку, что упал однажды с неба в эту тихую заводь на Карельском перешейке. Какие глупые мечты и надежды занесли его сюда? Что он себе навоображал? Поглядите, как лихо он выпрыгивает из вагона и приземляется на гнилые доски платформы, — ну прямо примадонна в ожидании законно заслуженных рукоплесканий. Полюбуйтесь, как надраены его ботинки, каким сдержанным, благородным достоинством исполнено каждое его движение, сколько скрытого огня, силы и мужества в его суровом взоре (вздоре!). Кто это? Егоров? Неужели это Егоров? Пришел, увидел, победил!

Только кого это он тут явился покорять? Неужели этих детишек, которые настолько затерялись в безмятежном и суровом пейзаже, настолько одурели от жаркого лета, от простора и свободы, настолько оглушены пожарами собственных страстей, что если бы на территорию лагеря внезапно вперся танк, то они наверняка восприняли бы его как игрушку, которую от щедрости душевной подбросили им для развлечения.

Разумеется, каждому человеку неприятно разочарование, но откуда вдруг в нем, в трезвом и усталом человеке, взялась эта уверенность в собственной значительности и даже неотразимости? Откуда возник этот образ бравого отставника, могущественного покорителя детских сердец? Где-то краем глаза он видел подобный кинофильм и с ходу поверил, что все оно так и будет, что иначе не бывает и не может быть. Он, никогда не имевший собственных детей, да и к чужим более чем равнодушный, на каком основании он мог претендовать на особое детское внимание, доверие и дружбу? Ведь дети тоже не дураки, они ведь тоже насмотрелись этих бездарных кинолент, они-то знают, что так не бывает, и втайне потешаются над узостью штампа.

Дружбу, доверие и любовь детей он еще ничем не заслужил. Достижения и заслуги его состоялись совсем на другом поприще, и там он уже получил свои награды. Конечно, детей может увлечь и даже восхитить его героическое прошлое, но это еще не повод для ликования. А ведь он претендовал, еще как претендовал! Как его обозлила эта дурацкая история с лошадью, как обидел и разочаровал Зуев. До сих пор он не забыл его предательства. А ведь Зуев был по-своему прав. Это был откровенный намек, ему давали понять, что надо быть осторожнее, осмотреться, приглядеться, не спешить с выводами, не нарываться. Он не понял, не поверил, не сообразил.

В истории с шифровками его второй раз поставили на место, и он опять ничего не понял. Зарвался, заело самолюбие, решил идти ва-банк, придумал эту дурацкую историю с Нептуном, увлекся собственной выдумкой, ходил, вынашивал. Почему-то она казалась ему очень смешной и остроумной, почему-то казалось, что все будут в восторге. И опять все с треском провалилось. Подыгрывать детям тоже нельзя, они-то особенно чутки на фальшь и неискренность… Вот и получается, что Таисия Семеновна с ее бдительностью наседки, квохтаньем и кудахтаньем полезнее тут и нужнее. У нее свое назначение и определенная функция: следить за порядком, карать, поощрять, влезать в душу — всем этим кто-то должен заниматься, и все это знают, и никто не протестует. Таисия Семеновна — на своем месте. А он, Егоров?

Ничего страшного, это еще не трагедия, утешал он себя, разглядывая темные призраки деревьев, которые проникли в комнату при помощи лунного света и теперь шевелились тут перед глазами, немые и таинственные…

На утренней линейке Натан зачитал воззвание Чрезвычайной комиссии по борьбе с лесными пожарами. В обязанности Натана входило знакомить лагерь с прогнозами бюро погоды. Раньше он делал это по радио, но в последнее время, «в связи с резким возрастанием пожароопасности», стал зачитывать сводки бюро погоды с трибуны. Сводки были тревожные. Натан заметно волновался, голос его вибрировал на высоких нотах, срывался, а затем делался суровым и торжественным, как у дикторов военных лет.

— «Вчера состоялось заседание Чрезвычайной комиссии Леноблгорисполкома по борьбе с лесными пожарами, которая констатировала усиление пожароопасности лесов Ленинградской области. За неделю, последовавшую после решения комиссии о закрытии доступа граждан в леса, резко возросло количество очагов загорания лесных массивов. Так, в период с 5 по 14 августа зарегистрировано 53 пожара на площади, превышающей тысячу гектаров. Расследования, проведенные органами внутренних дел и лесного хозяйства, показали, что все пожары возникали из-за преступной халатности граждан. Чрезвычайная комиссия обращает внимание населения на неукоснительное соблюдение правил противопожарной безопасности. Открытие доступа в леса будет зависеть от того, насколько строго эти правила будут соблюдаться. Лица, задержанные в лесах области и лесопарковой зоны, будут привлекаться к строгой ответственности…»

Натан проникновенно декламировал текст, дети внимательно слушали. Таисия Семеновна от волнения вся пошла красными пятнами, и, как только Натан закончил чтение, она тоже взяла слово и зачитала собственное сообщение:

— «За самовольное ночное купание Зуеву, Петрову, Захарову, Еременко и Брауну объявляется строгий выговор с предупреждением. Кроме того, им запрещается участвовать в однодневном краеведческом походе вокруг Большого озера!»

С линейки расходились сумрачные, вялые…

— Пока в лес не пускают — все равно никакого похода не будет.

— Вон туча какая ползет.

— Может, пожар потушит.

— Да нет, вроде проходит стороной…

— Вот это да, даже водяного не боятся!

Это был самый скучный день за всю смену. Время тянулось безнадежно медленно, лениво и тоскливо. Дети бродили по территории лагеря вялые и пассивные. Их было не расшевелить. Особенно вызывающе ленивы были «продолговатые». Они валялись на земле. На турнике головой вниз болтался Игорек.

— А ну на пробежечку! Кто со мной? До платформы и обратно! — бодреньким голосом предложил Натан.

— Чего мы там забыли?

— Гроза будет…

— Опять валяетесь на земле, — сказала Таисия Семеновна.

— А где нам еще валяться, — отвечал Игорек, вися вниз головой. — В палату не пускают.

— А зачем вам вообще валяться?

— А что, нельзя?

Но даже Таисии Семеновне сегодня лень было с ними спорить.

Светланка читала малышам в беседке, и это сонное бормотание висело над оцепенелым лагерем.

Девчонкам хорошо, те хоть могли вышивать.

— Ну дай попробовать… Ты же можешь потом распустить, ну дай, чего тебе стоит, — приставал к одной мальчишка из младшей группы.