Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

— Мои опыты показали, что Мутант-1 наиболее болезнестойкий… И качеством он превосходит другие сорта. У него длинное шелковистое волокно… — нерешительно заметил Умид.

Домулла опустился на стул, стоявший у дверей, и сомкнул на животе пальцы.

— Хм, вот как… — произнес он задумчиво и в упор посмотрел на Умида: — Ты в этом уверен?

— Абсолютно, домулла.

— Хе-хе… Нынешняя молодежь хочет быть умнее стариков, — усмехнулся Абиди. — Что ж, тогда и пиши: «Мой учитель ничего не смыслит в хлопководстве, его прогнозы не оправдались…»

— Зачем вы так, домулла… — Умид отодвинул от себя пиалу с чаем.

— А как иначе понимать то, что я от тебя слышу? Ты хочешь меня скомпрометировать перед учеными! Скажи, что я тебе сделал плохого?

Умид резко встал.

— Домулла, я не хочу этого. Но у меня эта тема, вы знаете…

— Я потому и поручил тебе эту тему, что мы ее должны вместе разрабатывать. И ты должен уважительнее относиться к тому, что тебе говорит твой научный руководитель.

— Я всегда и все делаю, как хочется вам, домулла. Но законы природы никому из нас не подвластны. Поэтому приходится констатировать то, что есть.

Наступила неловкая тишина. Жанна сделала вид, что рассматривает маникюр. Сунбулхон-ая с тревогой глядела то на мужа, то на Умида, не решаясь вступить в их разговор.

— Значит, отказываешься писать статью? — проговорил домулла. — Что ж, если трудно, не надо. Сам напишу…

— Почему же, я не отказываюсь. Только про Мутант-1 в ней лучше не упоминать, поскольку этот вопрос остается открытым.

— Ладно. Пиши, как хочешь…

Профессор поднялся и медленно вышел. За ним последовала Сунбулхон-ая.

— Помогу-ка отцу собраться, — сказала она, выходя. — А то переворошит весь шкаф, чтобы найти сорочку или галстук…

Жанна вылила из пиалы Умида остывший чай налила горячего.

— Умидик, что же ты не ешь торт? Тебе же нравился такой. Или аппетита нету?

— Я сыт.

— Папа говорит, кто быстро разделывается с едой, тот ловок в в работе.

— У твоего папы что ни выражение, то новые открытия, — сказал Умид, не скрывая раздражения, и направился в кабинет выполнять поручения домуллы.

Жанна взяла транзистор и вышла на айван. Солнце уже заглянуло во двор, собирало росу с деревьев, с цветов. Над розами хлопотали пчелы. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую крону урючины, рассыпались бесчисленным множеством зайчиков по айвану. Жанна села в кресло-качалку и, пощелкав клавишами транзистора, поймала музыку. Она любила читать, когда рядом тихо звучала музыка. Раскрыла на коленях книгу, но ее тут же потянуло ко сну, и она, откинувшись на спинку качалки, закрыла глаза.

— Не выспалась, поди? — услышала она голос матери и вздрогнула. Сунбулхон-ая стояла рядом. — Муж, наверно, спал уже, когда ты пришла?

— Куда там спал… Он объявил мне выговор, представь себе!

— А ты, дочка, не приходи так поздно.

— Что ж мне теперь, замкнуться в четырех стенах? Когда к нему ни подойдешь, он все занят. Пусть себе пишет свою диссертацию. А мне не умирать же от скуки!

— Дочка, есть мудрая поговорка: «Когда человек обжегся в первый раз, виновато горячее молоко; если он обожжется во второй раз, виновата его жадность». Ты однажды уже крепко обожглась. Должна быть теперь умнее.

Жанна резко поднялась с места. Ей не понравился намек. Она терпеть не могла, когда ей напоминали об этом. Что было, то прошло. Четыре года минуло с тех пор. Зачем же всякий раз вспоминать. Верно, конечно, она обманулась тогда — молодой была. Но теперь у нее есть муж. И матери надо бы хорошенько подумать, прежде чем напоминать о том ее промахе…

Чтобы закончить статью, Умиду понадобились кое-какие данные, и он отправился в институт, не дожидаясь Инагамджана.

В институтской библиотеке Умид просмотрел работы, которые его интересовали. Сверил некоторые данные. Когда статья, на его взгляд, стала отражать все, что было нужно, отнес ее домулле. Абиди внимательно прочитал. Потом внес небольшие дополнения и велел отдать машинистке.

В коридоре Умид повстречал двоих лаборантов. Они сказали, что ему несколько раз звонила жена и что они искали его, но не нашли. Умид зашел в свой кабинет и подошел к телефону. Но едва коснулся трубки, телефон зазвонил сам.

— Хелло-о! — послышался голос Жанны. — Кто это? Умидик, ты? Когда ты успел исчезнуть из дому, почему я не заметила?

— Мне понадобилось срочно приехать. Не хотелось вас с матушкой беспокоить…

— А что ты сейчас делаешь?.. Рядом с тобой есть кто-нибудь? Что за женщина брала трубку, когда я звонила? Учти, я ревную… Я тебя целую, милый. Ах, как крепко я тебя целую…

— Что с тобой? Объясни, в чем дело?

— Соскучилась по тебе, мой милый, мой ласковый… А ты? Ты по мне соскучился?

— Тебе делать нечего? Смотри, в институт опоздаешь.

— Ты меня любишь? Скажи, любишь?

— Безусловно.

— Скажи мне что-нибудь ласковое.

— Что именно?

— Что хочешь.

— Целую.

— Я тоже, милый. Приходи скорее. Я сегодня нигде не задержусь. Буду ждать тебя. Я тоскую по тебе, милый… А сейчас бегу в институт.

Умид несколько мгновений озадаченно смотрел на телефон, потом положил трубку. Он принялся за работу, но манящий голос Жанны все еще звучал в ушах, не давая сосредоточиться. Ему хотелось, чтобы поскорее прошел день и наступил вечер… Достал из ящика стола сигареты и закурил.

Перед Умидом лежало несколько папок с бумагами — будущая диссертация. Здесь были и записи его собственных наблюдений над различными сортами хлопчатника, и подробное изложение проведенных опытов. А поездка в Фергану и беседа с Кошчи-бобо заняла всего несколько страниц… Сколько же ему пришлось перечитать научных трудов, чтобы добыть для себя эту самую ценную информацию! Умид смотрел на гору этих бумаг и диву давался: когда же он успел все это сделать? Недаром говорят, море состоит из капель. Он листал свои записи, стараясь представить, как этот запутанный клубок мыслей постепенно будет обращаться в его диссертацию.

Надо работать каждый день. Не торопясь, но беспрерывно. Шукур Каримович в беседе как-то припомнил слова известного композитора, который якобы сказал: «Если я не поработаю день, об этом знаю я сам; если не буду творить два дня, об этом узнают мои друзья; если не напишу никакой музыки в три дня, об этом узнает весь мой народ…»

Едва Умид подумал про Шукура Каримовича, как тот появился собственной персоной. Легок на помине, как говорится. Следом за ним в кабинет зашли еще какие-то люди. Хорошо одетые. Двое из них в темных очках. Умид догадался, что это гости и Шукур Каримович им показывает лаборатории и кабинеты института. Умид кивком головы ответил на приветствие и продолжал заниматься своим делом. И только когда один из гостей спросил у переводчика по-английски, кто этот парень, так увлекшийся работой, Умид понял, что к ним пожаловали иностранцы, и смутился оттого, что не проявил учтивости по отношению к гостям. Встал с места и вышел из-за стола.