Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Шукур Каримович сказал, что Умид Рустамов — аспирант. Что он занят некоторыми проблемами, связанными с заболеваниями хлопчатника. Заметил также, что Умид работает под руководством известного профессора Салимхана Абиди, который, к сожалению, сейчас отсутствует.

Один из гостей, высокий и тучный господин, снял очки и, потирая двумя пальцами переносицу, обратился к переводчику:

— Спросите, пожалуйста, этот аспирант — узбек?

— Вы не ошиблись, уважаемый, я узбек, — приветливо улыбаясь, сказал Умид по-английски.

— О-о! Вы говорите по-английски? — удивился иностранец. — Извините, но у нас пишут, что в научных учреждениях вашей республики работает очень мало узбеков. А мы здесь видим почти одних узбеков…

— Это естественно. Хлопководство — древнее занятие узбеков, — заметил Умид. — К нам приезжают перенимать опыт из многих других наших хлопкосеющих республик — из Туркмении, Таджикистана, Азербайджана, а в последнее время хлопок начали сеять даже на Украине. И наше южное солнце окрашивает нас всех в один цвет. Поэтому вам трудно отличить нас друг от друга.

Гости и присутствующие сотрудники института засмеялись.

— А сами вы умеете это делать — отличать одних от других? — допытывался господин.

— В этом у нас нет надобности, — сказал Умид.

— Гм… Понятно. Вы, конечно, член Коммунистической партии? — любопытный господин устремил на Умида острый подозрительный взгляд.

— Нет еще.

— Значит, нет. А работу вам все же поручает партия?

— Да, конечно.

— А те, кто определяет ваши задания, компетентны в вопросах хлопководства?

— Мы в первую очередь делаем то, что считаем необходимым.

— Но вы только что сказали, что выполняете поручение партии, — с иронической усмешкой заметил гость.

Умид понял, что этот человек собирается поймать его на слове. Разговор был откровенный, и, собственно, опасаться Умиду было нечего. Но сам факт использования такого запрещенного приема ему очень не понравился. Боксера за это выгоняют с ринга. С гостем так не поступишь. Закон гостеприимства обязывает быть с гостями вежливым. Стараясь казаться спокойным, Умид улыбнулся и сказал:

— А из кого, по-вашему, состоит партия? Ведь партия — мы и есть. Наша партия и наш народ — единое целое.

— Браво, — вяло проговорил иностранец, внимательно разглядывая Умида. — У вас живой ум. К тому же широкий лоб и прямой нос с высокой переносицей делают вас похожим на англичанина.

— В таком случае я в свою очередь мог бы заметить, что англичане похожи на узбеков, — смеясь ответил Умид.

— Браво! Вы находчивы, молодой человек! Однако цветом человечества может называться та нация, которая подарила миру великих людей. Мы, к примеру, не знаем никого, кем вы могли бы гордиться. Как мы, англичане, гордимся нашими Байроном, Шекспиром, Дарвином! И другими могучими умами…

— Мы тоже преклоняемся перед ними. Но вам, англичанам, не делает чести, если вы не знаете таких имен, как Авиценна, Улугбек, Алишер Навои, Хамза Хаким-заде…

Гость кисло улыбнулся и закивал головой. Не ясно, что это должно было означать: то ли признание своего невежества, то ли признание авторитета людей, названных молодым смуглолицым ученым. На прощание господин пожал Умиду руку и пригласил его приехать в Англию.

Иностранные гости в сопровождении Шукура Каримовича и нескольких сотрудников института проследовали в институтскую библиотеку.

Умид думал, что вскоре забудет Хафизу, что сердечная боль его быстро уляжется. Но, оказывается, люди не выдумали, что сердцу не прикажешь. Хафиза часто снилась ему. О ней напоминали телефонные звонки на работе: с волнением думал — не она ли? Не мог Умид забыть ее, как ни старался.

Зато у него была Жанна.

И хотя ее нежные руки с острыми перламутровыми ногтями еще никогда не знали работы, он никаких неудобств от этого не испытывал. Каждое утро его брюки были тщательно отглажены, а в шкафу висела чистая сорочка на смену.

Вначале, в первые месяцы после свадьбы, Умиду доставляли немало беспокойства легкомыслие и беспечность Жанны. Казалось, в ее жизни ничего не переменилось: она продолжала жить так же легко, как мотылек порхает над празднично пестрым лугом, Умид все объяснял ее молодостью и тем, что она еще не привыкла к семейной жизни. Он старался не делать ей замечаний, надеясь, что со временем все уладится само собой.

Жанна же все свое обаяние направила на то, чтобы преобразить, «осовременить» своего мужа. Задержавшись у подруг до полуночи, она, едва входила в комнату, тут же бросалась обнимать Умида, не давая ему опомниться. Если он все же выражал неудовольствие, обидчиво надувала губки, а потом старалась объяснить, что по-настоящему любящий муж обязан доверять жене, не учинять ей допросов, унижающих его же самого. Если он хочет, чтобы она в гостях у своих подружек чувствовала себя как на иголках, — значит, он не любит ее и не жалеет, значит, он настоящий феодал и деспот…

В последнее время Жанна очень обижалась на Умида. То он по целой неделе в отъезде, то ему срочно надо записать какие-то данные, пока все свежо в памяти, на что уходит тоже несколько дней, то он по просьбе ее отца делает что-то для редакции. За все лето они всего два раза съездили на Ташкентское море — подумать только! Всего один раз были в горах, на Чимгане, — рвали тюльпаны. И еще после этого он был недоволен, что из-за ее прихотей потерял зря столько времени. Иногда Жанне хотелось просто отдохнуть в ресторане, где собирались ее старые друзья, или пойти на день рождения. Но разве Умида вытянешь? Всякий раз он ссылается или на то, что хочет вечером поработать, или на то, что смертельно устал днем и желает отдохнуть дома. Даже в театр иной раз приходится отправляться одной. Там-то, конечно, она никогда одна не бывает. Одной там и делать нечего…

Впрочем, теперь Жанна особенно и не уговаривала мужа. Без него она чувствовала себя в компаниях куда свободнее. А Умид был ей благодарен за то, что она дарила ему несколько часов, которыми он мог распоряжаться как хочет.

И лишь однажды подозрение холодными щупальцами прикоснулось к сердцу Умида.

Это случилось в конце лета. Умид приехал из Ферганы, где пробыл две недели. Срок не малый. Он успел соскучиться по Жанне. С трудом достал билет на самолет, чтобы к вечеру успеть домой.

Домочадцев он застал за ужином. Жанна надела свое лучшее платье, словно специально приготовилась его встретить. Однако в ее глазах он, кроме удивления, ничего не заметил.

После ужина родители вышли из комнаты, предоставив молодых самим себе. Жанна сказала:

— Умидик, я собралась пойти на день рождения к своей подруге. А ты зайди в папин кабинет и запиши свои впечатления от поездки, пока свежо все в памяти, — она сделала нажим на последнюю фразу.