Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Она взглянула на него и улыбнулась, глаза ее сверкнули, как звездочки.

— В мире много красивых девушек, но ты самая красивая, самая умная. Ты прекраснее Ширин, прелестнее Лейли! Я боюсь потерять тебя, хочу, чтобы мы никогда не расставались.

Долго шли они молча. Барчин думала об отце. Как отнесется он к тому, что его дочь выйдет за этого парня замуж?.. У них как-то разговор зашел о семье Арслана. Отец сказал тогда, что знал Мирюсуфа-ата. «Это был человек, всю жизнь проработавший на заводе и уважаемый в своем коллективе. Несколько лет он был депутатом городского Совета», — сказал отец. И это Барчин позволяло надеяться, что он не будет против ее дружбы с Арсланом. Но мало ли с кем можно дружить… А вот когда речь зайдет о замужестве…

Арслан предложил посидеть в павильоне «Мороженое». Он усадил Барчин за свободный столик и принес в двух блюдечках фруктового мороженого.

— Ой, как вы мне угодили! — обрадовалась Барчин. — Фруктовое лучше всего утоляет жажду. И вам оно полезно!

— Мне?

— Оно охладит ваш пыл!

Арслан улыбнулся и сказал:

— Пламень моего сердца не могут растопить даже льды Ледовитого океана.

Неподалеку послышался взрыв. В небо взмыли, окрашивая деревья в розовый, голубой, желтый цвета, разноцветные ракеты, рассыпались, словно виноградные гроздья. И не успели они погаснуть, как раздался новый залп, и опять небо озарилось многоцветьем.

— Ешьте поскорее свое мороженое, пока оно не растаяло от вашего пыла, — смеясь, сказала Барчин и взглянула на часы. — Уже начало одиннадцатого. Папа велел мне быть дома не позже одиннадцати.

Они свернули на освещенную аллею и направились к выходу. Домой возвращались пешком. У калитки остановились. Барчин обернулась к нему и подала руку.

— До свиданья, Арслан-ака.

Она стояла так близко, что Арслану казалось, будто он чувствует на лице своем ее дыхание. У Арслана словно остановилось сердце. Взяв Барчин за локти, он привлек ее к себе. Но она быстро освободила руки и исчезла за калиткой.

Арслан шел знакомой томной улицей и что-то насвистывал. Он был необыкновенно счастлив. Послезавтра, в субботу, они опять встретятся с Барчин.

Калитка была заперта. Арслан не стал стучать, чтобы не беспокоить мать и сестру. Ухватился за верх дувала, подтянулся и легко перепрыгнул во двор. На цыпочках подошел к своей постели, разложенной на супе под шелковицей на берегу арыка. Летом Арслан любил спать во дворе. Ночью прохладно, дышится легко. Не то что в доме. Стены так накаляются за день, что вечерняя прохлада не успевает выгнать из комнат духоту. Арслан потихоньку разделся и лег.

Долго не мог уснуть. Низко над крышей горела яркая звезда. Может, это и есть Юпитер, у которого двенадцать спутников? Счастливый отец этот Юпитер — с двенадцатью детьми… Интересно, как далеко простирается Вселенная, где Земля наша — всего-навсего пылинка? И эта пылинка вмещает столько тайн. А жизнь человека — кратковременная вспышка спички, не более. Сколько людей жило до нас! Сколько эпох промелькнуло! Фараоны, Согдийцы, Тимуриды, Шейбаниды, Бабуры… Земля рождает, земля же и забирает. Верно писал Омар Хайям:

…Проснулся Арслан поздно. Первой его мыслью было: «Завтра увижу Барчин». Вскочив с постели, он встал над арыком, уперев ноги в оба его берега, и стал умываться. Вода была холодной, бодрящей. Он с наслаждением плескал себе в лицо, на грудь, на плечи. На айване показалась Мадина-хола:

— Сынок, восьмой час уже. Не опоздаешь ли на работу?

— Успею! — сказал Арслан и, подпрыгнув, достал с нижней ветки шелковицы свое полотенце.

Из кроны вылетели два скворца. У них там гнездо. Они обычно рано утром начинают петь и будят Арслана в одно и то же время. А сегодня так сладко спалось ему, что он не услышал их трелей.

— Иди скорее, завтракай, а то чай остынет, — позвала мать.

Мать постелила на айване курпачу, развернула дастархан, и они сели завтракать. Сабохат чуть свет вскипятила самовар и ушла на рынок. Чай был крепкий, горячий. Мадине-хола нравилось сидеть напротив сына и ухаживать за ним. Арслан взял ее сморщенную руку в обе ладони и в приливе нежности погладил. Хотел рассказать про вчерашнюю встречу с Барчин, но раздумал… Надо сначала заручиться ее согласием.

Мать удивленно посмотрела на сына. Он в последнее время стал особенно ласковым и добрым. Причину благотворных перемен в сыне Мадина-хола видела в заводе. Потому что Мирюсуф-ата некогда говорил: «Завод оттачивает человека, шлифует его…» Благодаря своему заводу Мирюсуф-ата стал авторитетным не только в своей махалле, весь город его знал. Чтобы обеспечить благоденствие семьи, он трудился не покладая рук. Он был, как говорят старики, человеком рая, а если проще — честным тружеником. И сын, его кровинушка, должно быть, весь в него.

Арслан сидел на курпаче, скрестив ноги. И пиалу-то он держит ну точь-в-точь как отец держал — за донышко. Так пальцы не обжигает. Он любуется чархпалаком, сооруженным на берегу арыка. Немало дней потратил Арслан, пока соорудил этот чархпалак. Течет в арыке вода, толкает лопасти колеса, к которому прикреплены консервные банки. Черпают банки воду и выливают в желобок, черпают — выливают. И течет ручеек, струится к ярким клумбам, разбитым во дворе, к розам, а потом уж дальше, в сад, разросшийся с другой стороны дома. Над крышей нависла густая крона огромной урючины. Хороший урюк уродился в этом году! И персики хорошие, и слива. Благодаря воде, которую без устали черпает чархпалак из арыка.

Двор чистый и ровный, как ладонь. Его каждый день подметает Сабохат, поливает. Говорят же, чем чаще убирает двор девушка, тем ярче расцветает ее красота. Пышно цветут на берегу арыка розы. Подло них разрослись и благоухают базилик и жамбил. По ним вьются тоненькие стебли портулака с красными, желтыми, голубыми цветами.

Арслан уже позавтракал, а все еще сидел на курпаче и любовался двориком. Здесь он вырос. Каждая щербинка, всякий уступ в стене, по которым когда-то взбирался на крышу, знакомы ему. Все здесь родное и близкое.

Говорят, двор — маленькая родина. Наверно, поэтому у узбеков во дворе часто бывает даже чище, чем в доме.

Арслан вытер губы салфеткой и еще раз погладил руку матери в знак благодарности. Так всегда поступал отец. Быстро встал и направился к калитке.

— Сынок, если много народу в трамвае, не висни на подножке! — крикнула вслед ему мать.

Он с улыбкой кивнул.

Мать сидела неподвижно, прислушиваясь к его шагам. Вот он прошел по улице подле дувала… По этой самой дорожке тридцать с лишним лет хаживал его отец, Мирюсуф-ата. И Мадина-хола так же прислушивалась к его неторопливым, тяжелым шагам, сидя на этом же месте.