Мирмухсин - Чаткальский тигр

— Да, любезный, — воскликнул Амир Равнак, обращаясь к Караджану, и щелкнул в воздухе пальцами. — Вы назвали Файзуллу сына Ахмеда золотым кувшином. С чем бы вы могли сравнить меня, такого же старика?

— А вы — кувшин, наполненный золотом, — без тени улыбки сказал Караджан. — Каждое ваше стихотворение — это слиток золота. И вы их щедро раздариваете людям. Поэтому ваш кувшин не сокрыт от людских глаз и запас его неистощим.

— Браво! — воскликнул поэт и захлопал в ладоши. — Если все ценят поэзию, как вы, то я бессмертен! Благодарю. Я воспрял духом. Если позовете, не только в Чарвак, а на край земли пойду за вами!

— О-отлично! — сказал Милтикбай-ака, потирая ладони и высоко подняв графин с вином. — Мужчина, не сдержавший слова, не мужчина! За это и выпьем!

— Мир наш полон поэзии. Но для большинства она спрятана под плотным пологом скучной обыденности, привычных представлений. Вы умеете первым разглядеть ее сквозь этот полог, извлечь оттуда и показать людям в полном ее сиянии. Потому и зоветесь поэтом. Представляете, как была бы скучна жизнь без вас! — сказал Караджан.

— Не сомневаюсь, что ваши слова идут от сердца. Мне они дороже высказываний сотни критиков. Я солидарен с Оноре де Бальзаком, который вообще не жаловал литературных критиков. А наш Айбек считался с мнением только одного критика и ему первому давал читать свои произведения. А по-моему, самую верную оценку выносят сами читатели. Для меня дороже всего мнение народа.

— Наш поэт не критику не любит, а некоторых критиков, которые с одинаковым рвением учат бондаря, как делать бочки, кузнеца — как подковать осла, а поэта — как писать стихи, — поспешил вставить Файзулла Ахмедович, заметив недоумение в орлином взгляде Караджана. И, жестикулируя, произнес с выражением:

сказал о таких Шейх Саади.

— Вокруг еще немало каверзников, — согласился Караджан. — Я тоже знаю одного-двух. Но не огорчаюсь, а пытаюсь понять… К чему, например, живет вот эта муха? А есть еще и золотая муха! Горит вся… Неужели и эти твари непременно должны существовать в мире? Для чего? Может, для того, чтобы, видя их, мы постоянно были бдительны?

— Что верно, то верно. Нужно ходить, внимательно глядя себе под ноги, — сказал Милтикбай-ака. — Шел я как-то по лугу. Трава молодая, шелковистая. Я и разулся. Приятно ступать по мягкой траве. И вдруг в ногу мне вонзилась огромная колючка. Среди зеленой шелковой травы встречаются и колючки. И им плевать, что у меня всего одна нога и мне остается теперь сесть и сидеть на месте. Пронзила ногу чуть ли не насквозь, залила ступню кровью. Не подумала, проклятая: «Этот фронтовик Милтикбай одну ногу уже оставил на войне, а теперь вовсе без ног может остаться!» Ах, негодная! Две недели из-за нее в постели пролежал, ступить не мог…

— Все это так. Однако поди сразу разберись, какое растение с шипами растет во вред нам, а какое для пользы, — сказал Караджан. — Вы слыхали историю про двух известных хирургов? Нет?.. Рассказывают, что в хирургической клинике одного медицинского института работали два опытных хирурга. Вначале они дружили, но потом между ними пробежала кошка, и они уже не могли друг друга видеть. Успех одного вызывал зависть у другого, любая удача коллеги кому-то из них приносила муки. Глядя на соперников, трудно было представить, что они еще недавно были друзьями. В институте не проходило ни одного собрания, где бы они не выступили и не разнесли друг друга в пух и прах. И в медицинских кругах уже стало известно, что два эти видных профессора не ладят между собой.

Вдруг один из них серьезно заболел. Он сам просмотрел свои анализы, рентгеновские снимки. Требовалась срочная операция. Сложная и трудная. Профессор пригласил своего соперника и сказал ему: «Лучше вас никто не сделает этой операции. Я верю только вам».

Узнав об этом, прибежала в институт жена больного профессора. Стала умолять всех, чтобы повлияли на ее мужа, уговорили немедленно отказаться от услуг своего врага. Однако профессор настоял на своем.

Операция прошла удачно. Через месяц человек уже был на ногах. И теперь, говорят, два недавних соперника так дружны, что их и водой не разлить.

— Сюжет для целого дастана! — воскликнул Амир Равнак. — Такой случай действительно имел место?

— Говорят, да.

— Ну и ну!

— В жизни бывает такое, чего и самый рьяный фантазер не придумает, — промолвил Милтикбай-ака, кивая головой.

— Многое из того, что я тут услышал, прямо-таки хочется в записную книжку записать. Благодарю вас, — сказал Амир Равнак.

— Если приедете в Чарвак, уверен, что в вашей книжке не останется свободных страниц, — заметил Караджан.

— Я готов. И с радостью.

…Уже около полуночи Хайрулло отвез Амира Равнака домой. А Файзулла Ахмедович проводил гостей в большую комнату, где для них была приготовлена постель. Милтикбай-ака попросил поставить у его изголовья чайник с крепким холодным чаем.

Утром Караджан вышел во двор раньше всех, чтобы умыться. Не довольствуясь рукомойником, из которого вода лилась как из засорившегося носика чайника, он подошел к крану и пустил сильную струю. Сняв рубашку, повесил ее на ветку яблони и стал плескать полные пригоршни воды себе в лицо, на грудь, фыркая от удовольствия, похлопывая себя по плечам. Мышцы играли на его руках, словно перекатывались под кожей незрелые дыни. Широкая смуглая спина сужалась к талии, как опрокинутый острием вниз треугольник. Караджан несколько раз провел мокрыми руками по волнистым волосам, но они все равно упрямо падали на лоб…

Таманно и Тасанно стояли в это время у окна и смотрели на него сквозь тюлевую занавеску. Они любовались им. Может ли быть что-нибудь прекраснее атлетической фигуры джигита!.. И когда на улице появился Хайрулло и, решив последовать примеру этого горца, тоже снял рубашку и стал умываться под краном, сестры переглянулись и рассмеялись. Настолько несуразным показался их братец рядом с Караджаном, разительно отличаясь от него худобой и бледностью немощного тела.

По ступенькам веранды, негромко переговариваясь, спустились Милтикбай-ака и Файзулла Ахмедович. Они направились в сад и стали не спеша обходить его, останавливаясь возле каждого дерева, внимательно осматривая их. Милтикбай-ака, зажав палку под мышкой, наклонялся и брал пригоршню земли, мял ее в ладонях, подносил к носу. Файзулла Ахмедович расспрашивал у него, когда лучше делать обрезку, удобрять почву, опылять ветви, чтоб не водились черви. Он ласково поглаживал стволы деревьев, а опытный садовод давал наставления, объяснял, как лучше ухаживать за садом. К ним подошли Караджан и Гулгун. Девушка сказала: «Доброе утро!» Отец ответил на приветствие и ласково погладил дочку по спине. Отведя ее в сторонку, сунул ей в руку сложенную в несколько раз двадцатипятирублевку.