Янис Ниедре - Деревня Пушканы

— Опасная птица Тимшан этот, — добавил провожатый.

— Да, трудновато с такими.

За пригорком, изборожденным колеями от телег, Пилан и его спутник свернули с большака и пошли лугом, вдоль берега озера. Тут Андрис стал счищать об траву прилипшую к ботинкам глину. Остановился и провожатый.

— Видать, товарищ из деревенских, если распутица его не испугала. В апреле тут на собрании должен был выступить депутат Вецум, так он прямо со станции назад повернул.

— Депутату пешком ходить не полагается. Государственный деятель все-таки, на что это будет похоже?

— Так пускай тогда рабочим депутатом не называется!

— Люди разные бывают, и депутаты тоже, — уклончиво ответил Андрис. Еще неизвестно, кто этот парень на самом деле.

— Это верно, и депутаты всякие бывают, и люди всякие бывают. И социалисты. Взять хотя бы здешних рушонских рабочих спортсменов. Общество социалистической организацией называется. Да только называется. Кто только членские билеты не получил, а теперь что хотят, то и делают. В книгах читаем: для социалиста важно его социальное положение. А какое у наших социальное положение? Сомерсетские кустари благодаря аглонским богомольцам кормятся. А некоторые, например мелочный лавочник Саукул, так сами в церковь ходят. Будто для приманки покупателей. Вот каково ядро общества. Хорошо, что еще есть молодежь из двух деревень. Пятерка ребят, те ни черту, ни епископу, ни айзсаргам дороги не уступят. Молодцы, ничего не скажешь. Но таких меньшинство. Да и то троих из пятерых на военную службу забирают. Уйдут, работа совсем заглохнет. Как в соседней волости. А отделение Союза рабочих спортсменов числиться будет. Защитники трудящихся от реакции и фашизма, которые в решающий час должны выступить с оружием в руках. Деньги на оружие им рабочие давали и дают, но спроси, хватило бы у какого-нибудь мелкого лавочника силы и духу поднять оружие на врагов демократии?

— М-мда… — неопределенно пробурчал Андрис.

Когда путники добрались до первых домов местечка Сомерсеты, дождь прекратился. В мрачный день такие мрачные, промокшие и приземистые домишки казались особенно убогими.

— Наше народное собрание состоится в пожарном депо, — объяснил провожатый. — Но сперва зайдем к почтовику Клейше. Он у нас тут вроде как за начальника.

Дом почтовика Клейши отличался от остальных сомерсетских лачуг ухоженным палисадником и двумя густыми ясенями вместо ворот. Ступеньки из тесаного камня вели к темно-желтой двери, вверху которой мелом были выведены несколько крестов и буквы Х, М, В: инициалы католических святых — Христофора, Михаила и Варфоломея.

«Как у истинных верующих. Уже весна, а начерканное в Сретенье кажется таким же свежим, словно это написали только вчера. И хозяин этого дома — начальник организации?..»

У почтовика Клейши узкое бледноватое лицо, умные глаза, говорит он медленно, растягивая слова. Зато его супруга женщина бедовая. С мускулистыми мужицкими руками и зычным голосом. Видать, она большая поборница чистоты: в комнате пахнет только что выскобленным полом, на стенах развешаны белые полотенца, скатерть на столе блестит. Прежде чем гостю сесть, хозяйка проворно смахнула белой тряпкой со стула пыль.

— Пожалуйста, будьте как дома…

— Как дома, — подтвердил Клейша и уселся за стол под изображениями богоматери Марии.

И только Андрис сел, как в комнату стали входить соседи Клейшей. Снимали в дверях шапки, подходили и здоровались со всеми подряд за руку. «Добрый день! Здравствуйте! Будьте здоровеньки…» Иной крепко пожимал руку, иной лишь едва касался ее шершавой от работы ладонью.

Не успел еще рижский товарищ толком заглянуть пришедшим в лицо, как его засыпали вопросами.

Фракция социал-демократов сделала в сейме запрос о сокращении подушной подати — так что же будет? Стало быть, христиане и городские толстосумы против? Так что, опять никакого проку? А как обстоит дело с переоценкой земли? Рижский товарищ прав: неправильно переоценивают. Во всех волостях землю новохозяев и бедняков оценивают выше земель крупных хозяев или владельцев бывших центров имений. И приходится платить одинаково и за тучные, и за тощие земли.

А что с заработками будет? Ничего нового? И на ослабление кризиса тоже надеяться нечего? Значит, в других краях света кризис еще похлеще будет? Ну, известно, когда амбары так товарами набиты, а девать их некуда, чего же ждать? Говорят, в богатой Америке молоко в реки сливают, а кофе в море ссыпают. Там будто этого добра чересчур уж много. Оно-то так. А что же маленькая Латвия одна поделать может?

А известно ли рижскому товарищу, что бывшие бароны да паны начали головы поднимать? На прошлой неделе здесь один из господ Платеров побывал. Новохозяин, бывший графский конюх, барину встретился. Так он, понимаете, новохозяину этому посоветовал к своей хибарке колеса приладить. Господа вернуться собираются. Так ли это?

Пришлось выйти на середину комнаты и основательно все растолковать.

Стало быть, сомневаетесь вы, состоятся ли вообще в Латвии выборы в сейм в тридцать четвертом году? Думаете, черные не допустят их? Но нигде еще не доказано, что те верх возьмут. Неправда! Однажды полковник Кукис в Лиепае и Олынь в Валмиере уже попробовали переворот сделать, так обоих отшлепали. А появятся у Кукиса последователи, то и им спуску не дадут. Еще покрепче выпорют. Вот только в наших организациях товарищей маловато. И в Латгале, где так много бедняков. Надо избавить их от влияний других партий. От власти церковников. Церковники смущают верующих, подрывают демократию.

— Ну, церковь и ксендзов в Сомерсете трогать не след! — заерзал на стуле Клейша. — Тут же, саженях в пятидесяти отсюда, духовный центр Латгале — Аглона…

— А что партия об антирелигиозной борьбе говорит? — насмешливо спросил парень, встретивший Анд-риса на станции.

— Ну, послушай, программа — это дело другое.

— Для тебя, может быть, социализм тоже дело другое?

— В вопросах религии социалисты должны быть тверды, — пояснил Пилан. — Социализм и религия несовместимы.

— Ладно, ладно. Это, может, и так. — И Клейша хватился, что уже пора идти на народное собрание.

— Как бы там люди, пока ждут, не затеяли чего… Пошли, шабры!

— Пошли, пошли, — отозвались остальные.

Андрису показалось, что довольно неохотно. Не так, как организованные социал-демократы в других волостях. Может, Андрис здешних людей недооценивал, не быть же всем везде одинаковыми.

Выйдя на двор, Клейша увлек пропагандиста на другую сторону дороги и зашептал ему о каких-то мальчишках. «Горячие головы… понимаешь, норовят мир вверх ногами перевернуть… Тот же Стулпан, что товарища пропагандиста на станции встретил. Словно белены объелся. Будете в Риге, так непременно в центральном правлении…»