Янис Ниедре - Деревня Пушканы

— Могу, конечно…

— Ничего ты не можешь! — бросил Роман. — Закурить у тебя не найдется?

— Ты же знаешь, я не курю…

— Знаю, знаю… — Он встал и вышел в вестибюль.

Андрис Пилан сидел в комнатке руководителя «Новой культуры» и уже в который раз перечитывал в «Социал-демократе» изложение речей, произнесенных на заседаниях совета. И нервничал. От сознания, что мешает продавцам, которым ежеминутно приходилось перекладывать с места на место то одну, то другую стопку книг, так как комнатка одновременно служила и складом. На площади в десять квадратных метров, большую часть которой занимали сейф обанкротившегося просветительного кооператива «Голос культуры», письменный стол директора и изготовленное на заказ дубовое кресло с высокой спинкой, мешал любой лишний предмет, а тем более — человек. Но Андрис никак не мог уйти, потому что Табун, вроде легендарного Летучего голландца, появлялся то в одном, то в другом месте и сразу исчезал, чтобы через какое-то время появиться снова. И если кто хотел встретиться с ним, должен был терпеливо ждать в условленном месте. Андрис уже дважды упустил Табуна и знал, что сегодня тот ночью уезжает в Резекне. Так что Андрис решил дождаться его во что бы то ни стало. То, что он покончит с пропагандистской деятельностью, Андрис пока решил лишь для себя. Официального приказа президиума центрального комитета еще не было, но существовали решения совета партии, из которых все было ясно. Если в эти два дня в зале заседаний у Андриса, когда он слушал ораторов, порою и возникали сомнения, правильно ли он решил, то теперь, после прочтения напечатанного полужирным шрифтом в центральном органе, они исчезли, как вода в песке. Опасения за судьбы демократии, демократических свобод и социальных завоеваний, высказанные на заседаниях некоторыми членами совета, казались брошенными на ветер словами. Ничего не произойдет; ничего не изменится… В мире все так благополучно, что благополучнее и быть не может.

Пилан читал: «Поражение английской рабочей партии в прошлом году и победа германской контрреволюции над немецкими социал-демократами повергли кое-кого из наших товарищей в уныние. Радость некоторых наших противников после этих событий преждевременна: социал-демократии, мол, пришел конец… А тем временем международная социал-демократия продолжает свое победное шествие. Если она в определенных странах и несет ощутимые потери, в то же время продолжает наступать на других фронтах… Уже три года социал-демократы у власти в Дании, где избиратели недавно поддержали существующую систему правления. Социал-демократия Швеции только что одержала блестящую победу на выборах и создает социал-демократическое правительство. В пору тяжелейшего кризиса, когда и в Швеции закрываются заводы и многие рабочие остаются без работы, в пору, когда государственные доходы падают, социал-демократия взяла в свои руки управление государством. Поэтому пускай победа ее послужит нам ободрением…»

«Старое, избитое восхваление в период избирательной кампании…» — Андрис перевернул страницу газеты. Разъяснению решений совета была посвящена еще одна статья, судя по стилю — председателя партии. Пилан читал и одновременно вспоминал слова Мендера.

«Нигде не сказано, что в Латвии должен взять верх фашизм!» — воскликнул тогда с ораторским пафосом Мендер. А Бруно Калнынь и другие, которые нападали на товарищей, отстаивавших более радикальные программы? Все эти национальные объединения, легионеры, перконкрустсовцы, доморощенные националисты — все это лишь безвредные группки. А что касается айзсаргов, так они подчиняются крестьянскому союзу, лидер которого — Ульманис, солидный политик, а не какой-нибудь авантюрист.

В совете говорили о необходимости единого фронта, это признавали и руководители партии, а в «Социал-демократе» теперь пишут, как они этот фронт понимают: «С усилением реакции возникает вопрос о едином фронте рабочего класса. Однако надо констатировать, что со стороны коммунистов никакой тенденции к сотрудничеству не проявляется. Их нападки на социал-демократию даже обостряются. Если лозунг единого фронта не убедителен, то в этом следует винить коммунистов…» Так что ответ отрицательный. Примерно то же самое высказал однажды в Стырниене один обозленный рабочий. «Нечего попусту о едином фронте трепаться! Такие, как ты, и не хотят его. Не хотят, потому что тогда левым еще легче будет доказать ваше сотрудничество с буржуазией». Может случиться, что центральный комитет, дав оценку работе окружного пропагандиста Андриса Пилана, его и не уволит, но он уже не в силах продолжать ее. Не в силах убеждать других в том, во что не верит сам. После заседания совета у Андриса осталось лишь одно желание: поскорей освободиться ото всего, что имеет прямое отношение к призыву вступать в социал-демократическую партию. Совет высказался яснее ясного: «Не стесняйтесь при вербовке предлагать места. Если мы на следующих выборах получим хотя бы несколько десятков новых мандатов в сейме и уездах, то несколькими сотнями мест своих людей обеспечим. А на тех, кто уже работает в учреждениях, руководимых нашими товарищами, надо заполнить членские билеты социал-демократической организации и вручить им…» Несколько членов совета, правда, пытались возразить против такого укрепления рядов организации, но разве остановить покатившуюся с горы повозку? Так надо. И нечего стесняться. Пускай учатся крепить свои ряды у новохозяев, крестьянского союза, латгальских христиан. На молочных заводах, в сберегательных кассах, в учреждениях, где начальниками члены этих партий, никто, не вступив в партию, ничего добиться не может.

Табун все не шел. А что, если мятежный учитель, как называли Табуна, вообще не зайдет сегодня в магазин «Новой культуры»?

Андрис отложил газету, заглянул в магазин. Прилавки с напечатанными в Латвии книгами и витринка, где выставлены немногие советские технические издания, — для привлечения покупателей. Андрис знает, что, помимо пособий по математике, токарному делу, лыжному спорту и радиотехнике, иной раз в лавку тайно попадает также изданная в Москве книга по искусству или беллетристика. Заведующий лавкой Славиетис дружит с Рудневым, руководителем русского отдела книжного магазина «Валтер и Рапа», и ему, как своему человеку в министерстве внутренних дел, таможенная и почтовая цензура всегда идет навстречу. Славиетис заданий полиции, конечно, не выполняет, но нескольких экземпляров официально не дозволенной литературы ему порою все же удается заполучить.

Сейчас Славиетис у витрины русских книг обслуживал поэта Дзильлею, сотрудника «Социал-демократа» Миксиса. Славиетис как будто показывал какую-то редкость, так как ежеминутно опасливо озирался то на дверь, то на длинный прилавок и вплотную наклонялся к покупателям. А они оба высказывались во всеуслышание.