Янис Ниедре - Деревня Пушканы

— Скажу, — безразлично кивнула Вероника и склонилась к корзине. — Пристанет кто, скажу: отделилась, пошла искать место, где ягод побольше.

— Куда ты думаешь сейчас повернуть?

— Придется в конец Большого острова.

— Ну так я тебя там буду ждать.

— Буду там, пока ты не вернешься.

Когда Анна прошла уже несколько шагов, Вероника окликнула ее:

— Аня!

— Да?

— Погоди… У тебя почти пустая корзинка, — сказала она, подойдя. — Дай я своих подсыплю.

— На что это?

— Для людей. Если корзинка полная, подумают, несешь продавать на станцию или в местечко.

— Вероника, ты…

— А что? С полной корзинкой можешь смело идти.

— Вероника, милая! (Господи, эта женщина уже успела так далеко заглянуть!) Я, право, не представляла себе, что ты…

— Мы многого чего не представляли себе, — ответила Вероника, уставясь туда, где болото сливалось со свинцово-серым горизонтом. — Мой покойный Сильвестр научил меня думать. Иди, не медли!

Анна прыгала с кочки на кочку. Задержалась она… надо поторапливаться. Земля раскисла от ливней. Ноги на полевой тропинке облипли глиной, отяжелели, словно свинцом налились. К тому же Анна обула неуклюжие ботинки военного времени, со страшно толстой, залатанной подметкой. Приходилось то и дело вытирать ботинки осокой и мхом на меже. Времени оставалось в обрез. Еще надо было перейти поля Тейцанов и лесок у села Куки.

Куковский лесок Анна почти пробежала бегом. Западный ветер донес перестук колес поезда и едва уловимый едкий запах угольного дыма. Не опоздала…

Товарищ возник внезапно, словно с придорожной липы свалился. Еще только что никого тут не было, и вот перед купой деревьев появился мужчина в дождевике, сапогах, в темной шляпе.

— Аня, — сказал он и заулыбался.

— О-о-о, — вырвалось у нее от неожиданности. Не стоял бы он так близко, не услышала бы она знакомый голос, ни за что не узнала бы бывшего гротенского комсомольского воспитателя, товарища, идейно закалявшего их в тюрьме. Даже осанка и движения у него были другие, чем у Отца, как они его прозвали в заключении. Только глаза, манящие и вместе с тем предостерегающие, были хорошо знакомыми, дружелюбными, чистыми глазами Дзениса.

— Добрый день… Здравствуйте… — Анна поставила корзину с ягодами и в растерянности опустила руки. Так хотелось сказать этому седоватому человеку что-то очень душевное, но не хватало слов.

— За тобой все чисто? — посмотрел Дзенис туда, откуда пришла Анна. — Ну, прибавь шагу и побереги глаза!

Они, наклонившись, пробирались между деревьями, защищая лицо от пружинистых еловых и березовых веток, пока не пришли к большой, похожей на стог сена ели, ее ветви доставали до самой земли.

— Сядем так, чтобы каждый видел далеко со своей стороны. — Дзенис опустился на землю около корней дерева, на сухие хвойные иглы. — Я тут, а ты — спиной ко мне.

— Что мы скажем, если… — начала Анна и замолкла. Ведь это первым должен сказать старший товарищ.

— Мы, конечно, друг с другом никогда не были знакомы и сейчас не знакомы, — засмеялся Дзенис здоровым смехом. — Только боюсь, что этот номер не пройдет. Черные слишком хорошо знают нас. Схватят, так нам придется покруче, чем тем четырнадцати пурвиенцам, которых взяли на старом кладбище. Ведь нелегальную организацию им пришить трудно. Кроме швеи Пурене, у которой муж осужден за коммунизм, никто из арестованных еще скомпрометирован не был.

«Все знает. Видно, немало уже прошло времени с тех пор, как он вернулся», — подумала Анна и стала ждать, что товарищ скажет еще. Но вместо этого он спросил:

— Как ты жила после того, как вышла из «университета»? Слыхал, тебе второй срок дали.

— Дали. С последующим полицейским надзором на один год. Недавно получила чистый паспорт.

— А что делала во время надзора? Куда-нибудь нанялась или жила у родных?

— Сколько можно было, нанималась. На случайные работы. Для другого я уже не гожусь. — И, решив не тянуть, перешла к главному — к ячейке. Какие выполняла поручения и какие были у нее разногласия с организатором. Дед долго не доверял ей самостоятельных заданий. До последних арестов она знала речных рабочих из группы трудовой молодежи. Это — до митинга на кладбище. Сейчас оказалась в полной изоляции. Поскольку он ее партийный крестный, она, во избежание недоразумений…

— Конечно, конечно. Все это верно и очень важно, — придвинулся Дзенис вплотную к Анне. — Так ты уже в местной ячейке?

— Да.

— Под какой кличкой?

— Спура.

— Ах, Спур-ра… — наступило затяжное молчание. Теперь Дзенис повернулся к Анне. Лицо его было напряжено, как у человека, готового к внезапному прыжку. — Стало быть, ты Спура? Послушай, дочка, — медленно начал он, но за этой медлительностью Анна увидела скрытое волнение. — К твоему сведению: мне в Пурвиене поручено выяснить, насколько обоснованы сигналы, будто в местную ячейку проникла предательница. Она действует очень хитро: демагогически критикует, смущает товарищей и сочувствующих. Но недавно она сама разоблачила себя. Во время последнего массового наступления скрылась в полиции. Предательница пробралась в организацию с определенной целью. Следует полагать, что она платный агент. Она форсировала политические акции, поддерживала связи с социал-демократическим лидером, вообще действовала, как обычно действуют в подобных случаях провокаторы. Проникают в самую сердцевину организации, выявляют среди революционеров самые светлые и смелые головы, вовлекают их в опасные начинания и наводят на них полицию.

— Это значит, что я… — лишилась Анна дара речи.

— Это значит, что товарищ Спура под подозрением, — ответил Дзенис. — Но положение выясняется. Оказалось, Спура — мой товарищ по заключению Аня, моя партийная крестница. Знаю ее как выдержанного товарища. Возможно, кое-кому из-за частых провалов стали мерещиться призраки. Некоторым товарищам чудятся на каждом шагу провокаторы. Эти товарищи впадают в панику, и, желая этого или нет, объективно помогают буржуазным властям подрывать доверие к революционному ядру. Это так. Но скажи, как тебе удалось установить связь с партией? Тебе в тюрьме дали пароли и адреса?

— Не-ет… — Анна все еще приходила в себя. Провокаторша, предательница, агентка охранки…

Рассказ ее получился сбивчивым и корявым, с отступлениями и повторами. Дзенису временами приходилось перебивать ее, переспрашивать. Ближе к делу! Яснее, с чего именно ты начала? Вот что! Значит, по дороге с рынка встретила бывшую учительницу Пурене? Стало быть, в ячейку тебя приняли по рекомендации Пурене? Еще раз проверим все сначала. Они говорили долго, даже очень долго. Осеннее небо опустилось совсем низко, между ветками падали холодные водяные капли на плечи, колени, ноги.