Янис Ниедре - Деревня Пушканы

— Не шмыгай носом, вешай живей! — ткнула Анну в бок Аполлония Вилцане. Картинку святой Феклы Анна хотела выкинуть.

— Повесь! Разве ты не видишь, что…

— Что я должна видеть? У вас что, праздничный хмель еще из головы не вышел?

— Ну и легкомыслие! — Спарок силой утащила ее из спальни в дровяной сарайчик, куда обычно забегали девочки, чтобы переговорить друг с дружкой подальше от остальных. — Придержи язык! А то первой из школы вылетишь. Уже немало грехов числится на твою душу.

И Спарок на одном дыхании отбарабанила все, с чего началось второе учебное полугодие.

— Запугивают, вот и все… — попыталась успокоить себя и подруг Анна. — Помнишь, как со мной в декабре было…

Однако, когда на другой день в класс пришли горожане и ребята услышали, о чем Елена Вонзович говорила с аристократами, увидели, как странно вели себя на уроках Лиепа и Штраух, а классная дама Лиепиня заявила, что свидетельства о бедности для освобождения учеников от платы за обучение будут приниматься только от учеников, которые в первом полугодии имели три четверти пятерок и пять по поведению и порядку, — Анна поняла, что все, о чем в интернате шептались девочки, правда. Поняла и то, что новые правила болезненно отразятся именно на ней. Анне в первом классе единственной снизили оценку за поведение. Даже если Петерис пришлет, как обещал, свидетельство от волостного писаря, никакого проку от этого не будет. Кое-кто из учеников, правда, говорил о каких-то прошениях родителей уездному управлению школ. Туда надо написать и приложить ручательства двух почтенных граждан за дальнейшее поведение просителя. Но где таких поручителей взять?

Во вторник на второй перемене Анна с Федоровым спустились в канцелярию к делопроизводителю, узнать, до какого времени следует внести плату за обучение и известно ли что-нибудь об исключениях из новых правил. В бумагах делопроизводителя о каких-либо исключениях не упоминалось, значит, ясно: свидетельство о бедности для Упениек не годится. Плату за обучение следует внести до марта. Можно и по частям.

— Что же мы, Аннушка, делать станем, — вздохнул Федоров. — Дрянь дело. Никак не вывернешься, придется моему старику с коровой расстаться. А твои что?

— Не знаю. — Домашние денежные дела Анне были теперь совсем неясны. — С Нового года отец подрядился ездить в Курземе, возить лесопромышленникам бревна. Кто знает, сколько он заработает. Дома хоть шаром покати, а семье нашей предстоит на хутор перебираться. Остается только под вексель занять. У нас там такой живодер есть, тогда у моих и дом, и земля прахом пойти могут.

Знала бы где искать выхода… Настоящего выхода. Может, на работу устроиться — как гимназисты в царское время?..

Как обычно, бывали короткие стычки и всякие неприятности. Неделя прошла в опасениях за завтрашний день. Новостей кругом было столько, что теперь инспектор Биркхан на уроках истории читал ученикам газетные сообщения о боях французских войск в Северной Африке, видя в войне арабов за независимость преступную руку коммунизма, занесенную на западную цивилизацию. Новостью в школе было и то, что господин Трауберг взялся за создание кружка патриотического воспитания: объясняя химию, рассказывал об итальянском фашизме и в конце концов поцапался с мисс Креслыней. Англичанка, видно, узрела в действиях Трауберга угрозу своему авторитету и произнесла несколько презрительных фраз в адрес итальянского дуче. Химик, интеллигентный лишь внешне, не уловив более глубокого смысла слов галантной дамы, ответил примитивной грубостью.

Так прошла неделя, и еще одна, пока классная наставница не предупредила всех, кто еще не внес плату за обучение, чтобы они погасили долг. На другой день после первого урока в класс влетела Тилтиня. Коротко извинившись перед господином Шустером, заведующая интернатом кивнула Пилану.

— Поди сюда! — Она взмахнула конвертом из серой оберточной бумаги. — Твое письмо?

Пилан просеменил до первой парты и робко, точно вспугнутая белка, скосил голову.

— Мое… Просил мать скорей прислать свидетельство от волости.

— И смошенничал? — Серый конверт захрустел в пальцах Тилтини.

— Учительница, я…

— Государство хотел обмануть! — не сказала, а отрубила заведующая интернатом. — Гашеную марку наклеил?

— Как гашеную? — Пилан ступил на полшага вперед. — Долго лежала, помялась. И упала на не совсем еще просохшие чернила… Учительница… Я очень, очень прошу…

— После уроков — в канцелярию! — Еще раз взмахнула конвертом заведующая интернатом. Стукнули выскользнувшие из черного рукава четки. Тилтиня, спрятав их, улыбнулась господину Шустеру, словно попросила поскорей отворить ей дверь. И, не обращая никакого внимания на пробиравшегося за ней ученика в рыжеватом полусуконном пиджачке, шмыгнула впереди физика в коридор.

— Нагорит! Хе, хе, хе! — захихикал кто-то из аристократов. Кажется, Зустрынь. — Здорово нагорит!

— Достанется тебе… — щелкнула Вонзович длинными ногтями обеих рук. Щелкать по-крестьянски пальцами она уже разучилась. Этим тонким щелчком она гораздо выразительнее подчеркивала свое превосходство над тем, кому выказывала свое презрение.

— Не снизили бы отметку за поведение… — опасался Пилан. — А я и вправду не смошенничал.

— Не так это страшно, — успокаивала Спарок. — Биркхан пропесочит тебя, за ухо отдерет, и все.

— Директор может выговор объявить… — Федоров был не так оптимистично настроен. — Знаешь, как нынче лапотнику достается? По правде говоря, тебя как следует стукнуть надо было бы. Не мог у меня попросить или еще у кого-нибудь чистую марку? Разве мы, когда надо, не помогаем друг другу?

— Вот видишь, Аня, какие дурни мы… — В коридоре Плакхин пошел в паре с Упениек. — Надо было научить глупостей не делать.

— А что такого? — пожала плечами Анна. — Может, умнее станет. А ты чего волнуешься? Не такое уж событие, чтобы тревогу поднимать.

Кажется, Плакхин ответил ей очень резко, но она пропустила его слова мимо ушей.

— Не вижу причин для особого беспокойства! — и убежала.

Да, поначалу это происшествие и в самом деле казалось мало достойным внимания. Подумаешь, экая важность: Тилтиня застукала парня, наклеившего на письмо использованную марку. А какой взрослый когда-нибудь не делал этого?.. Первого апреля хотя бы, разыгрывая знакомых. Пилана за такой пустяк не повесят. Так казалось вначале. Классная дама пробирала провинившегося всего лишь каких-нибудь пять минут, не больше. В воскресенье Пилан в церкви всю службу простоял на коленях на месте для кающихся и сподобился благословения ксендза, а кто не знает, как скуп на отпущение грехов духовный отец. И тем более удивлены были ученики в понедельник, когда узнали, что их собирают на воспитательный час в связи с поведением Пилана. Да еще во время уроков. В самом деле, «Старый Хрыч» — так называли господина Приеде — уже выжил из ума. Ни с того ни с сего погнать всех в зал. Хотя от перерыва между уроками была и своя польза.