Янис Ниедре - Деревня Пушканы

Окружавшие его ребята расступились, но, только спина Пилана мелькнула в полумраке коридора, они все последовали за парнем. Настигли его уже у наружных дверей и, тесно окружив, наперебой порывались чем-нибудь помочь. В дверях несколько пар рук потянулись к вещам парня, котомка с сундучком соскользнула с его плеч, а сам он как бы слился с белым облаком, повалившим со двора в открытые двери.

— Куда это вы? — В вестибюль, постукивая каблучками по каменному полу, вбежала госпожа Тилтиня. — Назад! Мы сейчас идем в город, в кино! Инспектор разрешил. — Тилтиня, увидев старую Вонзович, кинулась к ней. — Почему допускаешь непорядок?

Однако было уже поздно. Наружные сводчатые двери хлопнули раз-другой, и нарушители оказались во дворе.

Под десятками ног, точно сухие ветки, похрустывал снег, все двигались за мальчиком, медленно шагавшим к зиявшей в белой каменной ограде щели. За воротами простиралась ночь, которая словно угрожала звездному небу.

В воротах Пилан взял у провожающих узел с сундучком и простился.

— Хватит! — остановил он более горячих, порывавшихся проводить его до большака. — Теперь мне надо самому…

Проводив взглядом удалявшуюся по белесой дороге фигуру Пилана, все быстрее растворявшуюся во мраке, ребята вернулись в школу. Почти все они были без шапок и рукавиц. В вестибюле школы, за застекленными дверями, стояли Тилтиня и Вонзович.

Анна с Федоровым задержались.

— Идите, идите вы тоже! — бросил им привратник. — У меня больше встречаться нельзя. Своим так и передайте. Прежде всего, тому, чужому. Инспектор уже допытывался, кто это ко мне ходит? Не устраиваю ли у себя мальчикам и девочкам свидания? Дочка полоумной Вонзович нафискалила, не иначе. Попросила меня позволить ей встретиться у меня с каким-то хлыщом из второго класса, а как отказал, грозить стала. А вы вообще поосторожней. В городе кто-то вывешивал флаги, в булочной сегодня бастуют, черные каких-то курьеров хватают. Моего болвана племянника, что состоит в дурнях — айзсаргах, тоже из волости вызвали. И не неспроста директор так разошелся. Так что у меня, право, больше нельзя.

— Мы и не собирались, — успокоила она сторожа.

— Нехорошо получается, — начал Федоров, — нашим во что бы то ни стало надо собраться, теперь мы должны показать, на что способны. Если мы сейчас отстранимся, не знаю, кем мы после этого будем.

У Анны обида сменилась чувством стыда. Вот как получилось… Товарищи правы были, когда упрекали ее… Еще не так ее упрекать надо было…

В тот вечер никто к завтрашним урокам серьезно не готовился, не было обычных шуточек и песен, когда девушки собирались ко сну. И наверху, в комнатах баловней судьбы и школы, было так же тихо, как этажом ниже. Должно быть, обе пани, единственные из всего общежития побежавшие в кино на «Приключения прекрасной Доретты», веселую американскую комедию, не решались восхищаться вслух увиденным в царившей кругом зловещей тишине.

Девушки долго ворочались в темноте на своих постелях, прикидывались, что спят, чтобы с ними не заговорили, а у самих учащалось дыхание от сдерживаемого крика жалости…

Утром Анна проснулась полная решимости. Если надо будет, выскажет все и учителям. Разве не ясно, что большинство учеников осуждает Приеде. Совершена расправа над нищим мальчиком, у которого нет ни сильных родственников, ни покровителей. Пожалуйста, кто ответит, ради чего такое унижение!

— Только не надо горячиться! — урезонивал ее Плакхин, встретившийся у классных дверей. — На воле уже все известно.

— Но как отнестись с прохладцей к тому, что губят парня?

— С прохладцей не надо, но необходимо отнестись хладнокровно, — возразил Плакхин и тут же сам сцепился с Райбуцом: — Ах, так это, по-твоему, лишь причуды старого хрыча Приеде? А инспектор где? А педагогический совет?

— Ячейка должна собраться завтра вечером. Попытаемся у художницы. Ее квартира на самой окраине; она, кажется, симпатизирует нам. Договориться с ней должна ты.

— Я?

— Ты с ней дружишь. Ведь она предлагала тебе квартиру.

— Я не могу, Софа. Она невесть что может подумать.

А ведь это задание… Наверно, от Викентия… Но как попросить Лиепу, как вообще заговорить с ней об этом? Сказать, что ей и еще четырем ребятам надо собраться у нее на квартире, пускай поможет? А если она откажет? Да еще поделится с кем-нибудь просьбой Анны? Нет, Софа права. Лиепа не такая, чтоб сплетничать. Отказать она, конечно, может. Особенно, если обратиться к ней не вовремя…

С Нового года Айна Лиепа в учительскую заходила редко. Иногда оставалась в рисовальном кабинете, а иногда уходила вместе со Штраухом в его комнату, но чаще всего прогуливалась на пятиминутных переменах по верхнему коридору. Могло показаться, что маленькая учительница ежедневно выполняет обязанности дежурной воспитательницы.

Хорошо бы Анне подойти к Лиепе в коридоре и, улучив благоприятную минуту, заговорить с ней. Так и так, хочу побеседовать с вами без свидетелей. Так было бы проще всего. Только как это сделать? Девочек, которые тут же могут подойти, не прогонишь, мрачно слоняющихся мальчиков — тем более. И как быть, например, сегодня с дежурной учительницей Несауле? Уже в который раз Лиепа оставляет ее, уходит от нее в другую сторону, а учительница литературы опять ее настигает. Словно ей надо Лиепе что-то сказать, но никак не знает, с чего начать.

Кончилась последняя перемена, и Анна решила, что день потерян. В коридор она поэтому вышла, когда там уже никого не было. И как раз в эту минуту в конце лестницы возникла фигура учительницы Лиепы. Вот она простилась со Штраухом, который, видимо, подводил итоги их беседы:

— Милая коллега, я для этого уже слишком стар.

Лиепа остановилась в ожидании, пока подойдет Анна. Чужих глаз и ушей поблизости не было.

— Упениек, милая, какая ты грустная.

— Грустная, учительница.

— Я тоже. Не хочется верить, что с Пиланом обошлись так жестоко.

— В общежитии ночью почти никто не спал.

— Да, это тяжелее любой болезни, это груз, который никак не скинуть.

Они молча прошли в конец коридора. Анна решилась. Сейчас или никогда!

— Госпожа Лиепа, позвольте напомнить вам о нашем разговоре на рождественском вечере.

— О каком разговоре?

— Тогда вы предлагали мне свою комнату, — произнесла она как можно тише. — Что бы вы сказали, если именно теперь мне… Сейчас мне это очень надо. То есть мне и еще четверым моим товарищам.

Учительница долго ничего не отвечала. Они молча прошли по коридору до окна и опять какое-то расстояние обратно. И наконец, когда Анна уже потеряла надежду, Лиепа едва слышно спросила:

— Вы будете говорить о Пилане?

— Да. Главным образом о нем.

— Кто-нибудь из школы тоже будет? Ну это неважно… — вздохнула она. И затем решительно: — Когда?