Анатолий Соболев - Штормовой пеленг

Это был крах. Все полетело к черту! И карьера, и судьба, и жизнь. Когда он решил остаться на судне, он решил умереть. Не быть капитаном — не жить. Нет, он не боялся ответственности, он боялся позора. Да, он сжигал мосты. Но прыжок этой девчонки все изменил. И его поступок приобрел сентиментальную окраску, мелодраматический оттенок. Внутренне приготовившись к последней минуте и отрешившись от всего, он вдруг из-за этой идиотки попал в дурацкое положение...

В слабом свете луны беззвучным издевательским смехом корчились черные африканские маски...

***

«Посейдон» тяжело взбирался на очередной водяной холм, переваливал гребень и ухал носом вниз. Винт оголялся и бешено вращался вхолостую. Корпус судна лихорадочно дрожал, и палуба вибрировала.

В затемненной рубке было относительно тихо, но грохот моря и надсадный вой винта доносились и сюда.

Рулевой с трудом удерживал судно на курсе. Матросы сменялись каждый час — в такую погоду люди на штурвале выматывались за час, как на тяжелых погрузочных работах.

В радиорубке радист принимал «Навип» — навигационное предупреждение. Его передавали для всех морей и океанов. Где-то за тысячи миль отсюда, в Индийском океане, при полном штиле напоролся на рифы танкер и выпустил в океан десятки тонн нефти; где-то на севере затерло льдами траулер, а на экваторе столкнулись два судна, одно из них загорелось; где-то на оконечности Африки потух маяк, а на подходе к Гибралтару обнаружен какой-то неопознанный плавающий предмет и мореплавателям надлежит соблюдать осторожность; ледовый патруль предупреждал, что от Гренландии спускаются к югу айсберги и могут появиться на оживленной дороге между Европой и Америкой...

В радиорубку вошел Чигринов.

— Молчат, — ответил радист, понимая, что беспокоит капитана.

Все попытки связаться с «Кайрой» кончались неудачей, судно не отвечало. «Что у них там? — с беспокойством думал Чигринов. — Рация не работает? Щербань ранен. А эта девушка? Могла бы выйти на связь и сообщить, как у них там дела!»

— Слушайте внимательно! — приказал Чигрипов. — И если свяжетесь, сообщите, что идем на помощь. Скоро будем.

— Хорошо, — кивнул радист.

И снова начал вслушиваться. В эфире, до отказа забитом воем, свистом, обрывками иностранной речи, трескучими электрическими разрядами, от которых болели барабанные перепонки, настойчиво пробивалась тревожная морзянка — кто-то сообщал, что потерял рулевое управление и его несет на скалы Норвегии. Это было очень далеко от «Посейдона», а тут, совсем рядом, молчала «Кайра». Может, уже некому отвечать?

В рулевой рубке у локатора, крепко держась за поручни, стоял старпом Вольнов.

— До них полторы мили, — доложил он капитану, когда Чигринов вернулся от радиста.

Чигринов спросил:

— Эхолот?

— Глубина сорок метров! — доложил вахтенный штурман Шинкарев.

Так. Значит, глубина, теперь будет стремительно убывать. Мель не круглая тарелка, чтобы знать, где ее край. Она далеко расползлась в море песчаными языками. Через какую-нибудь сотню метров можно и самим сесть на мель.

— Наблюдать за эхограммой! — приказал Чигринов.

Бумажная лента ползла через валик, и самописец наносил черную изломанную линию. Глубина убывала.

Чигринов озабоченно смотрел на освещенную палубу, где боцман с матросами наращивал запасной буксирный трос. Среди матросов на палубе был и Славка. «Нет, он все же молодец, — подумал капитан. — Действует, как положено матросу».

Все эти дни, как только Славка появился на «Посейдоне», Алексея Петровича мучило сознание, что сын намеренно не откликается на его попытки сближения. Несостоявшийся разговор в каюте показал, что с ним будет трудно найти общий язык. Вспомнились слова Григория: «А за что он тебя должен любить? Ты два года как ушел от них». Мучило и то, что в отношениях с Анной вкралась какая-то неловкость, какой-то холодок, стало почему-то стыдно встречаться с ней, зная, что здесь, на судне, находится сын. Она это почувствовала и отдалилась...

— Алексей Петрович, РДО. — Радист подал телеграмму.

Чигринов прочитал:

«Аварийная тчк с/б «Посейдон» тчк Чигринову тчк Три пункта тчк Обязываю обеспечить спасение капитана Щербаня члена экипажа «Кайры» Корольковой зпт оказать необходимую медпомощь тчк Обязываю принять все меры спасения судна зпт взять на буксир доставить порт тчк Обязываю каждый час информировать ходе спасательных работ тчк Иванников тчк».

Чигринов усмехнулся: «Обязываю, обязываю, обязываю». Если что случится, эта радиограмма — документ. В командах сегодня недостатка не будет. Как можно командовать за сотни миль от событий, давать какие-то указания! Ведь это просто видимость участия, видимость работы. Все это, как говорится, на пожарный случай. Спасут — эаслуга начальства, не спасут — вина капитана. Радиограммы, как документы, потом лягут на стол следственной комиссии.

Полчаса назад он доложил на берег, что спас команду «Кайры» и что капитан Щербань с буфетчицей остались на гибнущем судне. Теперь его обязывают спасти их. Будто он этого не знает без Иванникова!

Чигринов перевел глаза на море. Его беспокоило наступившее затишье. По опыту он знал, что такое спокойствие опасно — море готовится к решительной атаке. Хорошо еще циклон где-то заблудился и пока не настиг их. Надо до него успеть снять капитана Щербаня с судна. «Вот тоже герой нашелся! — с иронией подумал Чигринов. — Восстановил старые капитанские традиции, вспомнил архаическую романтику. Идиотизм какой-то!»

Как умудрился Щербань посадить судно на мель? Судя по карте, он хотел сократить путь. Но ведь это вопиющая безграмотность. Как он мог допустить? Что-то тут не так. Не полез бы он, закрыв глаза, на эти камни. Что-то заставило его это сделать. Но что? И старпом его мнется, не договаривает. Видимо, боится ненароком усугубить вину капитана.

Широкая ложбина, образовавшаяся между черными водяными валами, куда как раз входил «Посейдон», приковала взгляд капитана. Эта гладкая, холодно сверкающая в огнях прожекторов поверхность таила в глубине зловещую силу, которая вот-вот обрушится на судно. Вот уже побежала водяная поземка, срываемая порывами ветра с горбатого надвигающегося холма.

— Всем покинуть палубу! — приказал капитан по радиотрансляции. Голос его заглох в налетевшем шквале ветра.

— Полундра! — крикнул Гайдабура.

Матросы бросились прятаться за надстройку. Палуба исчезла под водяным валом. Огромный, поблескивающий в лучах прожекторов холм чудовищной тяжестью придавил «Посейдон», вмял его в море. Тонны воды перекатились по палубе. Буксир ухнул в бездну, задрожал, захрустел шпангоутами. На мгновенье Чигринову показалось, что судно не вынесет огромной тяжести водяного вала и уже не выберется на поверхность.