Владимир Степаненко - Дежурный по звездам

— Не пойму… Голова — котел…

— Пройдет. — Ферапонт Кондратьевич прислушался: — Ишь, жмет мотоциклист. — Озабоченно оглядел дорогу. — Похоже, в Раву мчится… Точно, точно, сюда прет. — Повар поднял винтовку и клацнул затвором. — Торопись, торопись! — Принялся раскручивать медную проволоку. — Как по своей земле раскатывает. — Закрепил свободный конец проволоки за куст и не спеша перешел через дорогу. — Вот так понадежнее будет. Редкий заяц от петли уйдет, если ее аккуратно поставить!

Немецкий мотоциклист ударился грудью о натянутую проволоку и вылетел из седла. Тяжелая машина еще немного проползла по дороге, гремя мотором, и, заглохнув, ткнулась в кювет.

Ферапонт Кондратьевич победно смотрел на лежащего немца.

Подбежал к нему и подергал за руку.

— Готов! — сказал он громко.

— Красноармейцы! — раздался приглушенный голос из леса. — Вы из какого полка?

— Пограничники, — глухо отозвался повар и торопливо прыгнул в кювет.

— С какой заставы?

— С моревской.

— Я старший политрук Елкин.

Со старшим политруком Елкиным оказались два красноармейца.

— Товарищ политрук! — обрадовался Ферапонт Кондратьевич. — Со мной Сироткин.

Бойцы обрадованно здоровались, обнимались.

Сироткин посмотрел на политрука. Гимнастерка разорвана, голенище правого сапога отрезано. Нога забинтована выше колена. Бинт порыжел от крови и грязи.

— Товарищ старший политрук, где наши? — спросил повар. — Где командир?

— Похоронили лейтенанта Морева, — тихо сказал Елкин. — Двух красноармейцев сдали в медсанбат. Мы в окружении. Будем прорываться к своим.

Генерал-лейтенант Луговой возвращался с инспекторской проверки. Сидел, утонув в мягком самолетном кресле. Пожалуй, не упомнить, сколько раз за свою жизнь он, командующий, принимал экзамен на зрелость у командиров разных подразделений, но последняя встреча с молодыми воинами произвела сильное впечатление.

Выдался яркий солнечный день. Строевой смотр проводили на площадке среди скалистых гор. Блеск снега на вершинах слепил глаза. Полк проходил перед развернутым Красным знаменем. В четких шеренгах, держа строй, шагали солдаты — все румяные, бодрые, веселые. Командующий не спускал глаз с командира подразделения и мысленно ставил его на свое место. Вспоминал свою молодость, прошедшую на фронте. Тогда жизнь перед ним ставила нелегкие задачи. Но при всем различии их судеб — их сближала одержимость, влюбленность в избранное дело.

За год с небольшим воины хорошо показали себя. И обжились, и построили в горах, рядом с боевыми позициями, КП, просторный клуб и столовую. И все это делали весело, с огоньком. Сами были плотниками, каменщиками и арматурщиками. Воины доказали, что умеют не только отлично строить, но и, перекрывая все нормативы, проводить стрельбы на «отлично».

Луговой поискал глазами адъютанта. Капитан сидел сзади, оживленно разговаривал с офицерами, которые хвалили командира войсковой части за достигнутые успеха.

— Товарищ командующий, — донесся голос адъютанта, — вы приказали напомнить. Скоро будет аэродром истребителей. — Для большей убедительности адъютант постучал по стеклу часов.

Луговой посмотрел в иллюминатор. Внизу клубились темные, вспученные от воды, тяжелые, как подмоченные тюки хлопка, облака. Время от времени крылья самолета секли капли дождя. Перед полетом метеоролог не предупредил, что погода будет портиться и нужно ждать дождь со снежными зарядами. «Если аэродром ближайший закроется, то придется садиться на Песчаной косе около Черных скал», — решил генерал. Представил, как его встретит командир полка. Наверное, потому, что Луговой писал мемуары и жил делами своего истребительного полка в годы войны, он часто вспоминал командира эскадрильи капитана Богомолова и своего первого строгого учителя подполковника Сидоренко. Именно с этими людьми он прошел суровую школу жизни и летного мастерства. Они научили его побеждать. Даже сейчас, принимая то или иное решение, Луговой часто прикидывал, а как бы отнесся к этому Сидоренко. И современных молодых командиров он невольно сравнивал с теми, фронтовыми. О знакомстве с майорами Карабановым и Федоровым генерал вспоминал с удовольствием. Они уже доказали делом, что летного мастерства им не занимать. У них нет пока орденов, но «сов» контролируют как положено. «Скупимся мы подчас на награды, а следует иногда награждать и за освоение новой техники. Летать на самом скоростном истребителе — это подвиг! И не надо бояться этого слова и в мирные дни. Полетают подольше — заслужат ордена, я об этом позабочусь».

Луговой вспомнил, как получил на фронте свой первый орден. Его награждали много раз, недавно вручили в Кремле орден Ленина и медаль «Золотая Звезда», но первый орден для него остался самым дорогим. Удивительно! Прошло много лет, а те события всегда с ним. Вчера до трех ночи сидел над своими воспоминаниями…

Планшет с картой раскачивался как маятник больших часов.

— Тик-так-так-тик, — подражая часам, весело повторял Николай.

Он назначил первое свидание официантке Маришке, поэтому был в отличном настроении, хотя чуточку робел. Они договорились встретиться на опушке леса, а потом зайти к дяде Стефану на мед. «Завтра воскресенье», — вспомнил он и от радости щелкнул по ремешку планшета. Его не включили в дежурное звено, и он спокойно отоспится.

— Товарищ командир, — остановил Николая старшина Задуйветер, — у вас сапог порвался, а вы молчите. В понедельник, мабуть, я поскачу во Львов получать вещевое имущество и вам привезу новые взуття. Какой у вас размер?

— Пока обойдусь, спасибо!

— Да у вас и портянка торчит из сапога. Ногу натрете, — никак не унимался старшина.

— Ты прав. — Николай присел на траву и снял сапог. Перемотал чистую портянку и принялся вбивать ногу в сапог. Как ни старался — стучал пяткой, тянул за голенище, — ничего не получалось, даже покраснел от беспомощности.

Задуйветер вздохнул и расстегнул широкий офицерский ремень.

— Давайте сапог! — Старшина утопил развернутый ремень в сапоге и молча протянул Луговому: — Хиба не знали?

Нога скользнула по ремню как по маслу и удобно устроилась в сапоге. Задуйветер хитро улыбался. Его маленькие глазки, прикрытые тяжелыми надбровными дугами, понимающе смотрели на Лугового. На большом широком лице, казалось, не хватало места для глаз — они глубоко загнаны внутрь. Этот старшина все умеет, все знает. Чего-чего, а житейской мудрости ему не занимать!

По-прежнему беззаботно играя планшетом, Николай легко бежал к опушке леса. Солнце било в желтый целлулоид планшета, и он сверкал, как винт самолета. На тропинке Николай увидел медицинскую сестру Валю. Она медленно шла ему навстречу. Ее платье под солнечными лучами казалось воздушным и вся она легкой, почти невесомой. Румяная, со светящейся шапкой золотистых волос, девушка была удивительно красивой.