Владимир Степаненко - Дежурный по звездам

Полковник жадно курил. Его лицо выражало крайнее раздражение, а сросшиеся густые брови были строго нахмурены. Думал о виновнике срыва полетов — механике по приборам. Его придется наказать, а летчику, вовремя прекратившему полет, объявить благодарность.

Механик по приборам стоял перед Здатченко, испуганно моргая, прижимая руки к бокам. Беспрестанно шмыгал красным носом.

— Вы поняли, что наделали?

— Товарищ командир, я не хотел. Все винты прикрутил. Я не хотел этого! — Механик вдруг трескуче закашлялся, сотрясаясь всем телом.

— Лейтенант, — глухо сказал командир полка и недовольно посмотрел на техника самолета, — разве вы не заметили, что механик болен. У него грипп. Немедленно отправьте его к врачу. А вас, техник-лейтенант, я должен наказать!..

Сироткин-старший не спеша перечитывал письмо сыну:

«Здравствуй, Роман!

Мы с матерью низко тебе кланяемся и сообщаем, что живы и здоровы. Все наши соседи о тебе спрашивают, а я хвалюсь твоими успехами. Лейтенанту Кузовлеву от нас с матерью передай привет. Уверен, что и другие летчики у вас такие же хорошие!

Я рад, что тебя определили в авиацию. В войну я и сам чуть не стал авиатором… Ты знаешь об этом. Надоел уже своими рассказами.

Тебе совет: выполняй, сын, свой долг честно, служи Родине на совесть. Всегда помни, что ты ее защитник. И об отце, фронтовике, не забывай…»

Иван Данилович прервал чтение: «Что я ему все о войне, да о войне… У них в полку, почитай, много других забот… Идет учеба, занятия… Теперь другие дола, не такие, как у нас в те суровые годы… Можно ли все время учить на наших примерах?» — Сироткин-старший задумался. И так прикидывал и этак вспоминал свою солдатскую долю, помнил и рассказы сына о службе. И окончательно пришел к мысли, что фронтовой опыт даже очень может сгодиться им, молодым…

Пожалуй, не сосчитать всех боев, в которых довелось воевать Сироткину. Где занимал оборону, где сходился с фашистами в рукопашную. А сколько дорог перемеряно?

Тогда в киевской комендатуре их всех выбравшихся из окружения направили в только что сформированные полки и батальоны. Так Иван Сироткин оказался в роте 401-го стрелкового полка.

Бойцы шли строем по четверо, тяжело колотя каблуками по брусчатой мостовой. Колонна свернула налево и вышла из переулка на Крещатик около самого рынка.

Иван Сироткин припоминал рассказы Федько и убеждался, что красивее города он не видел. Зеленые ровные улицы, просторные площади и залитый солнцем могучий Днепр. Он хотел отыскать Прорезную улицу, где жила мать Федько.

Около тротуара ощетинились колючие ежи, сваренные из толстых тавровых балок и железнодорожных рельсов. Улицу по всей ширине распластали глубокие окопы, а рядом с узкими проездами поднялись баррикады из мешков с песком. «Только бы фашисты не прорвались в город!» — думал Иван, глядя на все эти приготовления к жестоким боям. Он горько переживал отступление и готов был лучше умереть, чем опять отступить. 29-й армейский корпус немцев прорвал укрепленный район, но с большими потерями был отброшен от города. Неудача не остановила фашистов, и они по-прежнему рвались к городу.

Словно невзначай Сироткин поглядывал на соседа.

Молодой розовощекий лейтенант в новой необмятой шинели, с красной звездочкой на пилотке, в скрипучих ремнях, издали заметив женщин, роющих окопы, молодцевато расправил плечи и, стараясь произвести впечатление, громко прокричал:

— Споем?

И дружно подтянули:

Увидев бойцов, женщины побросали лопаты и принялись поправлять разноцветные косынки на голове, помогая друг другу. Вылезли на бруствер окопа, осыпая в узкую щель землю, и, не сговариваясь, побежали к строю, пристально всматриваясь в проходивших солдат, надеясь встретить родных и знакомых.

— Алешка! — с радостным удивлением закричала женщина, захлебываясь плачем.

— Витек!

— Жоржик!

Женщины обнимали своих близких, крепко держали их за руки, целовали и плакали. Строй сразу рассыпался, шеренги перемешались. Около командира роты, обняв его, стояла женщина, седоволосая. Она украдкой вытирала заплаканные глаза, комкая в руке платок.

— Мама, надо прощаться. — Он осторожно освобождался от объятий, краснел, посматривая на бойцов.

— Я понимаю, Жоржик, понимаю. — Женщина покорно отошла от сына, осторожно всунув дужки очков в петли вязаного платка.

Как же этим движением она напомнила Ивану его собственную мать! Где-то она сейчас? Небось все глаза проплакала, думая о нем.

— Рота, слушай мою команду! Подтянуться! Шагом — марш!..

А потом рота шла без остановки через весь город. Сироткин думал о матери, перед глазами мелькала краснощекая нескладная девочка-подросток с длинными руками, со сбитыми коленками. Она никого не встретила, но, как все женщины, пожимала руки подряд всем бойцам, а потом, расхрабрившись, поцеловала кого-то в колючую щетину. Девчонка держала в руках лопату. И Сироткин почему-то пожалел ее руки, на которых, он не сомневался в этом, были уже кровавые мозоли, так как работала она, как и все женщины, без рукавиц.

Дорогу на окраине города запрудили машины с пушками, кухнями и снарядами. Рота сошла с дороги и зашагала по мягкой пашне. Строй пехотинцев догнали две упряжки лошадей, тащивших длинноствольные орудия. Ездовые и артиллеристы шагали рядом с лафетами и орудийными ящиками, молчаливые и запыленные.

Сбоку дороги тянулось пшеничное поле, перерытое окопами. Сырой чернозем маслянисто поблескивал на солнце. Рота часто обходила воронки от бомб с опаленными краями. Рядом прогремели тяжелые разрывы снарядов. «Артналет, — спокойно отметил Сироткин и посмотрел наверх. — Бомбардировщиков не видать».

Впереди показался майор на гнедом жеребце. Конь всхрапывал, испуганно кося большими синеватыми глазами на гудящие машины, медленно ползущие по дороге.

— Командира ко мне! — охрипшим голосом крикнул всадник, устало потирая рукой припухшие глаза.

— К Родимцеву идем. Будем действовать в составе пятого батальона. На подмену курсантов… — из уст в уста передавалось по шеренге.

— В деревне кухня. Накормят, — заметил кто-то.

Сироткин то и дело поглядывал в сторону деревни, не признаваясь самому себе, что уже думал об отдыхе. В деревне они встретились с десантниками — рослыми, как на подбор, ребятами. На ремнях у всех финские ножи. Они еще не успели остыть от ночного боя и отдыхали. Кто-то старательно чистил оружие, кто-то укладывал паек, рассовывая по мешкам куски сахара, шоколад и запасные гранаты. Несколько человек сидели в сторонке, делились друг с другом махоркой, курили.