Владимир Степаненко - Дежурный по звездам

За окном завывал северный ветер, и от его ударов вызванивали стекла: то глухо басили, то чуть-чуть заунывно тинькали. Море штормило. Льдины исчезли, только кое-где мелькали их осколки. Песок около уреза воды потерял золотое свечение и сливался с серо-зеленой тундрой. Кузовлев до сих пор не мог привыкнуть к загадочному свету пепельных светлых ночей. Ходил взбудораженный, забывая о сне и отдыхе. Ему вдруг показалось, что он на юге: ворвался свежий ветер, прогретый солнцем, и зашумели ярко-зеленые деревья. Зажмурив глаза, постарался узнать их по особым приметам. Березы — они потряхивали листвой осторожно, вызванивая, шуршали малюсенькими колокольчиками. Молчаливые ели прослушивались хуже, едва можно было различить, как иголки острой хвои скребли одна о другую.

Кузовлев вспомнил крутой берег Волги, с раскатистыми гудками пароходов и самоходных барж. За двадцать дней, проведенных на волжском аэродроме, он отогрелся от холода и промозглой сырости тундры, забыл о бесконечных, надоедливых дождях. А по возвращении на Песчаную косу начал снова привыкать к Северу.

На лице держался еще загар, но солнце на берегу холодного моря заменяла кварцевая лампа в кабинете физиотерапии. В понедельник по расписанию занятий два часа отведено врачу для лечебных процедур. Однажды Захарушкин зачеркнул «День врача» и размашисто написал красным карандашом: «День солнышка!» «Костя шутник, он всегда что-нибудь придумает», — тепло подумал Владимир о товарище.

На столе перед Кузовлевым лежала раскрытая тетрадь. Собрался написать Наташе письмо, но не знал ее адреса. Он думал о ней неотступно, хотел узнать о ее здоровье, пожелать ей счастья, которое, по его мнению, возможно лишь вместе с ним. Он подчас ругал себя за самонадеянность, но какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что и она помнит о нем.

«Что я мучаюсь! Надо написать в Большой театр, а там ее найдут!» Пошел в коридор за шариковой ручкой. Помнил, что оставил ее в меховой куртке. В полутемном коридоре разлеглась большая кавказская овчарка с круглой львиной головой и обрезанными ушами.

— Это ты, Альма?

Собака приветливо застучала хвостом. В поселке бегало много собак, но особой симпатией пользовалась именно она, Альма. По первому пароходному гудку она прибегала на пристань. Моряков встречала злобно, обнажая желтые клыки. Старожилы рассказывали, что пьяный матрос сбросил с танкера Альму, и она не забыла предательства.

Кузовлев едва успел вывести первую строчку: «Здравствуй, Наташа!», как в коридоре раздался лай. На лестнице послышались тяжелые шаги. Казалось, что идущий проверял прочность каждой ступеньки. Навалившись передними лапами на дверь, собака, царапая острыми когтями филенку, изготовилась к броску.

— Кто там? — спросил Кузовлев, на всякий случай оттаскивая Альму.

— Свой, открывайте, — услышал он знакомый голос замполита.

Альма начала добродушно повизгивать, вилять хвостом. Майор Федоров вошел с чемоданом, извинился.

— К капитану Черняку жена прилетела. Уступил им свою комнату.

— А Людмила Ивановна? Разве вы ее не ждете? — Кузовлев вопросительно посмотрел на замполита, ожидая ответа.

— Строители обещали сдать дом через два месяца… Подожду пока… Дочка подрастет… Где тут у вас свободная койка?

— Под окном… Товарищ майор, я могу поменяться.

— Дует? — замполит протянул руку к шторе.

— Немного есть… А сегодня злой ветер с моря… Мы с Костей газеты прикалываем.

— Газеты рекомендую читать… Мало погрелись на солнышке?

— Июль-батюшка не ко всем добрый, — сказал, улыбаясь, летчик. — Погода взялась нас закалять. Готовит к зиме.

— У вас березкой пахнет.

— Костя постарался, — сказал Кузовлев. — Перед отлетом наломал веников. Любим мы париться.

— А кто из русских не любит попариться? Пожалуй, таких и не отыскать, — улыбнулся замполит. — Я вам не помешал? Только честно.

— Нет, письмо вот пишу.

— Родителям?

— Одной знакомой, — смущенно улыбнулся Кузовлев. — Хорошую девушку встретил в поезде… Даже неудобно сказать — балерину! Она такая необыкновенная, если бы вы ее увидели — она бы вам очень понравилась, честное слово, поверьте мне…

— Пишите, пишите, а второе письмо обязательно отправьте отцу Сироткина. Порадуйте старого фронтовика — сын служит хорошо. Вы ведь с ним знакомы. — Майор Федоров нетерпеливо промерил комнату от одного угла до другого. — Книг у вас много. Молодец.

— Майор Румянцев снабдил. Многое оставил из своей библиотеки.

— Вот сейчас попьем чайку и почитаем, — обрадованно сказал Федоров.

Он любил отдыхать с книгой в руках. Иногда возьмет с вечера на час-другой полистать, а не заметит, как ночь пролетит. С детства зачитывался до утра. Эта привычка осталась на всю жизнь.

И они вместе, гость и хозяин, принялись весело хлопотать на кухне и резать бумагу для утепления окон, чтобы можно было скорее сесть за книги…

В парковый день на аэродроме затихал свистящий рев турбин. Устанавливалась звенящая тишина в тундре и на море. Без страха перелетали на корм с озера на озеро гуси и утки. На взлетно-посадочной полосе вместо моторов в тихие дни жужжали пчелы. Полоса не шире обычного колхозного поля или любой лесной солнечной поляны, которую можно встретить где-нибудь под Тамбовом. Только здесь вместо травы асфальтированные дорожки.

Тундра рядом, прямо за стоянками самолетов. На каждой мочажине, как на тумбе, стоящей в воде, ковры из стелющихся березок и ивок. Эти островки — постоянное пристанище куропаток. Подросшие щенки песцов нет-нет и осмелеют, прибегут греться на бетонные плиты полосы. А пока они прячутся от крачек. За первой стаей чаек садится вторая, затем третья. Птицы прилетают клевать мелкие камушки и крошки бетона. Прогретый воздух несет запах болот и торфа. За низким горизонтом где-то чумы ненцев и стада оленей. Оленеводы пригнали животных с Полярного Урала к морю, спасаясь от комаров и слепней.

В парковый день летчики находятся в классах. На СКП место руководителя полетами занимает заместитель Здатченко по инженерно-технической службе. Всепогодный истребитель вооружен грозным оружием. Много надо знать техникам и механикам, чтобы обслуживать такую машину.

Сегодня внеочередной парковый день. Назначен он после ЧП. В среду, во время полетов третьей эскадрильи, один летчик заметил какую-то неисправность и прекратил разбег своего истребителя. Полеты сразу отменили. Полковник Здатченко приказал проверить все боевые машины под личную ответственность инженера полка, чтобы впредь исключить все предпосылки к происшествиям. Отдав нужные распоряжения, он приказал шоферу ехать на стоянку третьей эскадрильи, чтобы самому разобраться в случившемся.