Владимир Степаненко - Дежурный по звездам

— Давно приметил, что с ногой у тебя непорядок, — задумчиво заметил старшина. — Не долежал в госпитале? Все вы вот так, торопитесь скорее из госпиталя. А что тут о вами делать? К счастью, подвода подвернулась.

Сироткин поднял голову и остолбенел:

— Верблюда запрягли?

— Зачем запрягли? — обиделся киргиз-возчик. — Мой верблюд на выручку пришел. Мало-мало. Верблюда жалко. День работай, ночь работай. Отдыхай нет. К переправе снаряды таскаем, потом с Волги раненых таскаем. Отдыхай нет.

— Тяжелые бои в Сталинграде? — спросил Сироткин, устраиваясь в телеге.

— Тяжелые… Генерал сказал: «За Волгой для нас земли нет». Мамаев курган мало-мало остался. Фашисты бомбят и бомбят… Хочу генерала Чуйка посмотреть. Вернусь в аул, буду всем рассказывать. Генерал батыр!

Ветер разогнал облака. На черном небе высыпали звезды. Они буквально росли на глазах, дрожали в вышине и горели так ярко, будто зажигали на снегу искры.

— Мороз идет, — поеживаясь, сказал Сироткин.

— Прижмет фашистов, — усмехнулся старшина. — Под Москвой морозы нам помогли гнать фашистов. Когда брали Наро-Фоминск, помню, аж за сорок градусов было. Меня тогда пуля первый раз поцеловала.

— Меня два раза ранили, — тихо прошептал возчик и протер глаза, будто спросонья. — Мой верблюд тоже имеет дырку. Ногу осколок портил.

Телегу сильно тряхнуло. Сироткин чуть не закричал от боли.

Грохот артиллерийской канонады глушил голоса людей. Неумолчно строчили пулеметы, ухали с тихим всхлипом минометы. Сироткин почти ослеп от света белых ракет и красных огней пожаров, едкий дым ел глаза. С трудом присмотрелся к окружающему.

Уткнувшись кормою в берег, стояла высокая баржа. По шатким сходням бегали темные фигуры бойцов. То и дело слышались команды, которые из-за грохота разобрать было невозможно. В черной воде взрывались мины, и фонтаны воды с ног до головы окатывали людей.

— Младший лейтенант, торопите людей! — раздраженно кричал высокий командир в расстегнутом полушубке. Он словно окунался в темноту и возникал лишь при очередной вспышке ракет.

Старшина помог Сироткину взобраться на баржу по прыгающей обледенелой сходне. В деревянный борт били толстые льдины. Острыми краями они бередили крутые скулы борта. Сотрясаясь от тяжелых ударов, баржа тихо гудела. Последним по сходне поднялся командир 45-го стрелкового полка. Он так и не застегнул свой полушубок, словно не чувствовал мороза. Широко расставив ноги, он неотрывно смотрел в черноту ночи, словно оставлял там что-то очень дорогое. Впоследствии Сироткин узнал, что командир воевал в этих местах уже дважды и дважды здесь был тяжело ранен…

Над баржей пролетел снаряд, выбивая столб воды. Осколки свалили нескольких красноармейцев. Командир спокойно поправил оторванную осколком часть полы и скомандовал:

— Санитары, помочь раненым! — И тут же крикнул: — Эй, на катере, полный вперед!

Застучал мотор. Катер дернул, и из воды, разрезая тонкие льдины, пополз стальной трос. Но баржа не сдвинулась с места, сидя широким днищем на песке…

— За мной! — Старшина скинул полушубок и прыгнул в воду.

С палубы посыпались солдаты, упираясь руками в крутые бока баржи.

— Раз-два, взяли! Раз-два, взяли!

Новые взрывы артиллерийских снарядов, как пунктиром, очертили корму баржи. Фашисты с высокой стороны реки вели интенсивный огонь. И вдруг баржа, зацарапав днищем по перемытому песку, тихо двинулась вперед.

— Пошла! Пошла!

В темноту Волга казалась огромным морем. Правый берег обозначал себя сверкающими вспышками артиллерийских орудий, но по-прежнему казался бесконечно далеким. Катер, сносимый течением, не прошел и половины реки, как артиллерийский снаряд ударил в нос баржи. За борт полетели убитые и раненые. В разбитую баржу хлынула вода, заливая сидящих в трюме людей. Матросы мешками забивали дыру. Катер из последних сил тащил за собой полузатонувшую баржу, едва справляясь с течением.

Иван Сироткин не чувствовал холода. Жадно всматривался в черноту и при коротких вспышках трассирующих пуль, залпах минометов, огнях осветительных ракет старался разглядеть очертания большого города, от которого остались одни развалины. Ветер нес на баржу запах пожаров.

Раздался тяжелый удар. Баржу сначала подхватило течением и потащило вниз, а затем, словно от толчка, она становилась — будто встала на якорь.

— Катер заглох! — испуганно крикнул кто-то.

— Без паники! — строго приказал командир. — Слушай мою команду. Берись за трос!

Сироткин старался протиснуться к носу. Кровавя ладони, он намертво вцепился в разлохмаченный трос. Бойцам удалось стащить заскочивший на большую льдину катер. Натянулся буксир, и тяжелая баржа снова поползла вперед…

С берега ударило сразу несколько пулеметов, и в их разноголосицу вплелись очереди автоматов. Клубы едкого дыма низко ползли над Волгой…

— Готовиться к высадке! — скомандовал командир, не спуская глаз с берега.

Баржа с разбегу ткнулась в прибрежную мель. Красноармейцы, не дожидаясь, когда сбросят трапы и сходни, прыгали в воду, стараясь не замочить оружие.

В окопы врага полетели гранаты, хлестко застрочили автоматы.

— Ура! — гулко катилось над широкой Волгой.

Сироткин прыгнул в воду вместе со всеми. Резанула страшная боль в ноге, но он бежал, подхваченный общим порывом наступающих, стараясь не потерять из виду старшину. Потом упал на землю и что было сил стрелял из автомата, бросал гранаты…

Растревоженный нахлынувшими воспоминаниями, генерал-лейтенант Луговой снова и снова возвращался к своим исписанным страницам. Ему надо еще много рассказать о грозных днях войны и своих боевых товарищах. Вернуть истории их добрые имена, прославить совершенные подвиги и доблесть бойцов, стоявших насмерть при защите Родины.

По-особому вошел в жизнь генерал-лейтенанта Лугового Сталинградский фронт. С волнением он переписал в свою тетрадь обращение к фронтовикам из армейской газеты. Оно соответствовало его тогдашнему настроению, да и не только его, а всех без исключения красноармейцев и командиров. Они дрались за каждую улицу разрушенного города в районе Тракторного завода, Мамаева кургана и на подступах к Волге.

«Во имя боевой славы наших отцов, во имя того, что достигнуто нами за четверть века Советской власти, мы сражаемся теперь под Сталинградом. Клянемся — до последней капли крови, до последнего дыхания, до последнего удара сердца будем отстаивать Сталинград и не допустим врага к Волге».

Смертельно уставший от постоянных боев пограничник Иван Сироткин, пришедший от западной границы к берегу Волги, и летчик Николай Луговой, в воздухе сражавшийся с фашистами, не знали тогда, что судьба снова свела их. Они оба оказались на Сталинградском фронте. Но встретиться они могли только чудом…