Михаил Миляков - Лавина

Прежде всего решил выяснить вопрос с путевками, так ли трудно. Сунулся туда, сюда; да, трудно. То есть даже, если с улицы, прямо-таки невозможно. Однако Жора достаточно пообтерся среди людей, опять же кое-какие профессиональные ходы и возможности (что же он просто так, ради высокой идеи микробиологией своей занимается, рискует какую-нибудь дрянь подхватить?), нашел лазеечку через некое районное, не Московское даже аптекоуправление. (Говорилось не раз: не имей сто рублей, а имей сто друзей. Ну и маны, в смысле рупии, само собой.) Всего-то и забот, — набрали номер, как здоровье, то-се, коротенько о деле и ему: обратиться по такому-то адресу, к тому-то, две путевки в Гагру, время укажете сами, фамилии тоже. Хехекс!

Ладно. Теперь что же, попробуй он сам предложить — ведь как пить дать не примет, хуже: за ушко да на солнышко. Даже если через Ваву — встретимся в санатории, мигом сообразит… Эти добродетельные сильфиды разве угадаешь, что выкинут!

Говоря определеннее, не решался Жора Бардошин действовать напрямки. Основательно головушку поломал, наконец осенило: предложил путевки Ваве, одну чтобы себе, взяла в качестве презента, другую деликатнейшим и не вызывающим подозрения образом — Регине. Как именно — сама придумает. Волос долог, ум короток, а только женщины в подобного рода делишках кого угодно за пояс заткнут. Сроки подгадал: когда он свое в горах отходит, для Регины с Вавой только первая неделя их санаторного балдения к концу подойдет. Так сказать, адаптируются и по идее слегка скучать начнут. Тут он и объявится, отпуска хватит. У Воронова, кстати, тоже сорок восемь рабочих дней. И. о. профессора. Хорошо бы вместе. После гор в Черном моречке покупаться милое дело. Ваве — обещанная возможность, ему подстраховочка на первых порах.

Воронов все покуда присматривается, изучает, никак окончательно не установит линию поведения с ним. Тугодум, весь в себе. Но кое-что Жорик уже определенно разгадал. Зимой, когда совсем сходить с ума начал по Регине, закинул удочку Воронову насчет Скэл-Тау: жажду, мол, смысл существования, списочек восхождений под нос — никакой реакции и на прощанье два пальца. Ну и тип, решил. Прошло сколько-то, вдруг телеграмма: «Воскресенье восемь ноль ноль кассы Савеловского выезд тренировку». Потом уже Паша Кокарекин, привычно негодуя, поведал, что битый час уламывал Невраев Воронова и, какие только доводы не приводил, не восхвалял, Воронов был непреклонен. А согласился как-то вдруг и непонятно почему.

И вот теперь Жорик почти не сомневался, что Воронов не будет препятствовать его притязаниям на Регину. Сергей в качестве мужа такой женщины и, следовательно, родственника Воронова не больно-то смотрится. Прямо о том ни звука, однако… в воздухе висит. Воронов, если походя, не вдумываясь, судить: наука и наука, ну еще альпинизм, ни о чем более вроде бы и знать не желает. А понаблюдать за ним да поразмыслить — честолюбивец, каких мало. Вот и женить его на Ваве. Хоть и экс, а балерина, в доме антиквариат, красота! Как та аспиранточка не сумела его разгадать? Или до того влюблена, что уже ничегошеньки не замечала?

А Сергей… Ну, что такое Сергей Невраев? Говорить смешно. Никакого стремления выбиться в люди. Кандидатскую и ту с треском завалил. Лезет со всеми на ножи, и только. В Домбае какие-то тюльпаны реликтовые обнаружил — и великолепный склон с подъемниками и налаженными трассами закрыт для горнолыжников. Разве не балда? Подумаешь, тюльпаны! Да их тысячи сортов вывели. Так что познайте истину, и истина сделает вас свободными, приплел Жорик в подкрепление эффектное библейское изречение, слышанное от того же Воронова.

В общем лады. Над остальным голову не желал ломать. Придет время — решится. Так или иначе, или совсем наоборот, будущее подскажет. Покуда же вручил путевочки Ваве в собственные руки и нижайшую свою просьбу изложил. Не ей, разумеется, объяснять, не ему условия ставить — ну, чтобы Регина поехала. Кто добыл, покуда ни полслова. Там, на месте… Впрочем, как Вава сама надумает. Или умолчать?

Про Воронова определенные намеки сделал. Расписал, что профессор, холост. Но имеется некоторая, как бы сказать, склонность… Он замялся.

— К вину? — не утерпела Вава.

— Ну что ты! Александр Борисович и вино — две вещи несовместимые. — И решил не вуалировать: — Склонность к формализму.

— О, как интересно. Проведу с ним беседу о пагубных последствиях формалистических тенденций в искусстве балета. Нас еще в училище основательно пичкали. Конспект вела.

— Очхор. Уверен, тотчас исправится. Есть, правда, еще изъянчик. — И старательно законфузился: — Не знаю право, как и сказать. Ладно уж, мы с тобой отныне союзники, никаких утаек. (Чтобы сама за него взялась, сама проявила бы активность.) Есть мнение, что — девственник. Я сомневаюсь, но «полна чудес природа».

Последним сообщением привел Ваву в совершенный восторг. Даже руками всплеснула. В предвкушении, надо полагать, предстоящих развлечений.

Так обстояли Жорины делишки перед отъездом в горы. И в горах поначалу как нельзя лучше. Быстренько вошел в форму. Сделал несколько занятных восхождений тренировки ради. В каждом какая-нибудь своя чертовщинка. То достаточно сложный скальный участок (хотя можно и обойти); то ледопадик с сюрпризами, от которых, бывали случаи, кое-кому не поздоровилось; а то симпатичненький бергшрунд и снежная стеночка в двадцать метров. В общем было на чем себя показать, натянуть носы честной компании.

И буквально за неделю до выхода на всеми правдами и неправдами отвоеванную и теперь уже окончательно отписанную в их полное владение Скэл-Тау Жора Бардошин изнемог. Тут еще Сергей, растопша несчастный, по два раза на дню за письмами вниз шастал. Жорик, таясь, высматривал и страшился прочесть на его лице… Что он искал и чего страшился, и сам толком не знал. Ну что такое муж? Ревновать к мужу смешно, по мнению Жорика, тем более к такому, как Сергей, и поди же. Регина в Кисловодске покуда, Вава к ней туда обещалась приехать, чтобы потом вместе в Гагру. Если по прямой, Кисловодск рукой подать. На зачетное восхождение участников водили, пустейший пичок, в кроссовках можно было, так за долами, за туманами угадывались разные Ессентуки, Пятигорски и… Кисловодск. И Сергей — о, черт! — Сергей, когда наверху жевали традиционные яблоки, Сергей весь в ту сторону подался и про яблоки забыл…

В общем, не утерпел Жора. На его счастье или несчастье, как раз симпозиум по близкой специальности в Одессе. Упросил, уластил высокое начальство в лице Михаила Михайловича и Воронова и дернул. Честно заехал наперед в эту самую Одессу-маму, потерся между ученым людом, встретил вовсе не кстати рыжего паршивца из Казанского университета, еле отделался от него, альпинизмом, видите ли, заболел; какой-то докладец трухлявый прослушал, хоть убей, ничего в голову не шло; вечером снова в аэропорт, билетов ни на один рейс, да только, когда такой напор, находятся и билеты, и утречком самой ранней ранью очутился в Адлере, Как раз день их приезда, день, которым начинались путевки.