Аркадий Минчковский - В наши дни

Был он одет не по-здешнему: в светлый костюм и высокие начищенные сапоги. На шее бантик-бабочка. На голове большая кепка с пуговкой сверху.

— Мишель!.. Ты?! Глазам своим не верю!.. Откуда в этой дыре?!

Прокричав все это так громко, что было, наверно, слышно на другом углу улицы, человек в кепке с кнопочкой обнял нашего деда и, не выпуская из своих рук, расцеловал.

— Так вот ты куда спрятался, старый хитрец!.. — продолжал он, уже отпрянув и стискивая деду плечи. — Пропал, совершенно испарился… Я и в Москве интересовался. Никто не знает, куда подевался…

Увидев, что дед кидает в мою сторону растерянные взгляды, я решил пройти вперед и подождать его поодаль. Назвавший его хитрецом был моложе нашего деда, хотя из-под кепки и выглядывали аккуратно подстриженные седые височки.

Но тут меня позвали. Показав на меня, дед сказал:

— Это мой внук, Иван Августович.

— Глядите, все у него есть, — проговорил тот и, оставив старика, пожал мне руку. — Рад знакомству.

Рука у него была твердая, будто из камня. Мне показалось, где-то я уже видел этого человека, слышал его громкий голос. Вскоре они с дедом попрощались.

— Приходи!.. Обязательно приходи с внуком, Мишель. Зайдешь, и вспомним былое, — крикнул нам вдогонку дедов знакомый.

Расставшись с ним, дед заспешил домой, а я вдруг вспомнил, где видел и слышал этого человека. Совсем не такой нарядный, в рабочей одежде, он распоряжался иа Базарной площади, когда там расставляли вагончики.

— Я знаю этого, в кепке! — вскричал я. — Он из цирка, да?

Мысль о том, что человек, с которым наш дед на ты, какой-то начальник в цирке-шапито, взволновала меня.

— Да, — глотая слова, проговорил он. — Это Иван Августович. Он там служит.

— Откуда ты его знаешь?

— Знаю. Давно.

— Откуда?

— Встречались. Говорил же я тебе, что бывал повсюду. Ну, людей разных знаю, мало ли!

— Почему он сказал, что у нас дыра?

— Для него, может быть. Он и за границей бывал.

— А почему он тебя назвал Мишель?

— Так меня звали раньше.

— Кто звал?

— Все кому не лень.

По тому, как он неохотно отвечал, я понял, что большего мне от деда сегодня не добиться. Надувшись, я молчал всю оставшуюся дорогу до дома. Но он, видимо занятый своими мыслями, кажется, и не заметил.

А через день произошло еще более для меня удивительное.

Забежав из школы домой, чтобы забросить свой испытанный в боях парусиновый портфель и удрать на улицу, я услышал в маленькой комнате голоса. У нас с дедом не имелось секретов, и я заглянул за дверь. В гостях у него был тот самый Иван Августович из цирка. Значит, он знал адрес и пришел к нам.

Гость уже собрался уходить и стоял, держа в руках кепку. Наш дед тоже стоял, прощаясь с ним. Увидев меня, он запоздало снял со стола и опустил на пол опорожненную высокую винную бутылку.

— Ну, все! По гроб жизни будем тебе обязаны, — гремел уходящий. — Ты всегда выручал, кто не помнит… Старая гвардия, что там говорить…

— Да ладно, — отмахивался дед. — Я ведь уж и не думал… Что поделаешь, придется… Только уж как договорились. И вот, — он повернул голову ко мне, — его на представление.

— Какой разговор! Этого-то атлета, — знакомый деда, как тогда, у гостиницы, протянул мне руку. — Сделайте одолжение! Приходи, друг, завтра на премьеру. Начало в восемь. Минут за пятнадцать приходи. Скажешь — от Ивана Августовича. Можешь с приятелем…

— Мы с дедом, — сказал я.

— С дедом? — гость как-то многозначительно посмотрел в его сторону. — Это уж вы сами.

Дед пошел провожать гостя. Когда он вернулся, я спросил:

— Ты пойдешь со мной в цирк?

Он замотал головой.

— Не могу. Ты уж с кем-нибудь.

— Я хочу с тобой.

— У меня дело.

— Какое дело? Завтра ты не дежуришь. Я знаю.

— Все-то ты знаешь, все понимаешь. Занят я, и все! Иди сам, раз тебя позвали.

Тут дед неожиданно рассердился и стал кричать, что я слишком много о себе понимаю, — визгливо, совсем не похоже на себя. Что он хочет покоя, а ему не дают. Что с него довольно и всякое такое прочее.

Прежде с ним такого не случалось. Подавленный, я ушел на улицу, но и там не мог успокоиться. Не понимая, что стряслось с нашим дедом, я догадывался, что причиной внезапной перемены был посетивший его гость. Но зачем же ругать меня? Я обиделся, решил с ним не разговаривать и в цирк, куда меня обещали пропустить бесплатно, вот взять и не ходить.

На другой день дед исчез из дома с утра. Не пришел и обедать. Маме он сказал, что должен будет в чем-то помочь на фабрике, но я тому не верил.

Была суббота. Обыкновенно по субботам мы с отцом или дедом ходили в баню. Но сегодня мои родители отправились на свадьбу в другой конец города, и в баню со мной никто не пошел.

После обеда, пользуясь полной свободой, я гонял с мальчишками по улице. Играли в чижика и попа-загонялу. Меж тем про себя я все время твердил, что назло деду ни за что не пойду в цирк. Однако по мере того как время склонялось к вечеру, твердость решения начинала давать трещину. А при чем тут, в конце концов, думал я, дед? Ведь в цирк меня позвал Иван Августович. Вот возьму и пойду, а дома вообще не скажу, что был там.

Словом, в семь часов вечера я уже рылся в мамином комоде, отыскивая свою праздничную синюю рубаху, а в начале восьмого, положив в условленное место ключ, во всю прыть несся к Базарной площади, беспокоясь, как бы не опоздать на представление.

Я пошел в цирк один. Что-то удерживало меня от того, чтобы взять с собой кого-то из ребят. А вдруг знакомый деда позабыл про меня. Хорош тогда буду!

Я не только не опоздал, а явился на площадь, когда широкие двойные двери шапито были еще заперты. Над окошечком кассы висело объявление о том, что все билеты на сегодня проданы. И все же возле нее, неизвестно на что надеясь, толпился народ. Подозрительно поглядывая на снующих возле входа мальчишек, прогуливался милиционер с наганом на боку. Неужели, думал я, вот так, запросто я пройду в цирк? И чем больше я сомневался, тем сильнее хотелось туда попасть. Дважды я обошел кругом двугорбый шатер. За забором слышалось что-то похожее на выстрелы, лай собак и ржание коней.

Наконец голубые двери растворились, и нетерпеливая публика повалила в цирк. С дрожью в ногах вступил я под брезентовые своды.

— Проходи на свободные, — велела мне толстая контролерша с надписью «Госцирк», вышитой по обоим углам воротника тужурки.

Я кивнул и оказался по ту сторону барьера. Шапито внутри показался мне похожим на океанский парусник, каких я тоже, конечно, не видел, но о которых к тому времени достаточно начитался. По-корабельному высились две мачты. Круглые отверстия на вершине брезентового шатра не прилегали к ним вплотную, и в кольцах оставшегося пространства виднелось еще не угасшее сиреневое небо. По-корабельному спускались сверху канаты и свисала веревочная лестница. Казалось, поднимись ветер — заскрипят мачты и цирк-парусник помчится по бурным волнам.