Александр Ливанов - Притча о встречном

Но считал ли, например, «роковой ошибкой» Достоевский женитьбу на Исаевой, за что, как известно, тоже расплачивался и сознанием вины, и терзанием совести, и отчаяньем? Считал ли «роковой ошибкой» Толстой женитьбу на Софье Андреевне, супружество с которой было наполнено неисчислимых мук вплоть до бегства из дома уже в глубокой старости?.. Не мог считать и Блок «роковой ошибкой» свою женитьбу на Любови Дмитриевне! Во всем поучительна каждая великая жизнь.

Исследователь приводит запись Блока: «Люба испортила мне столько лет жизни, измучила и довела меня до того, что я теперь… Люба на земле — страшное, посланное для того, чтобы мучить и уничтожать ценности земные».

Но ведь и дневники Толстого пестрят подобными записями о Софье Андреевне… Затем, не молодой ли Блок хотел кончить собой, когда она, Люба, его невеста, заколебалась в данном ему слове?..

Да и кто, например, с полной уверенностью возьмется утверждать, что зримая, на виду, деятельная помощь Достоевскому со стороны его второй, «хорошей жены» Анны Григорьевны Сниткиной была более важной, более нужной, чем та, незримая, не на виду, но из недр страдальчески-чуткой души, из самой уязвленной совести писателя, помощь первой, «плохой жены» Марии Дмитриевны Исаевой. Не эта ли незримая помощь «плохой жены» направляла творческую волю гения к созданию неувядаемых образов женщин-страдалиц, отражения всех бездн их страданий и мук по поводу их страданий?.. Нет для гения «общечеловеческой» марки! Знать, наоборот, «общечеловеческое» выверяется в личности гения. Особенная у гениев стать, им можно только верить!

И разве само по себе огромное число созданий Блока, вышедших из-под пера именно по следам мучительных конфликтов с женой, в связи с их драматическими отношениями, разве этот ряд неувядаемых образцов любовной лирики не есть опровержение слов исследователя? Наконец, не правомерней ли верить поэту в его стихах, чем в его продиктованных отчаянием дневниковых записях, — поскольку у гениального поэта, каким был Блок, — жизнь и поэзия единосущны…

«Перед судом» — не изменившая жена, а сам поэт! Не она у него — он просит у нее прощения!

Еще до написания «Перед судом» Блок отмечал в записных книжках: «Никогда не умел ее любить. А люблю».

И опять, думается, исследователь впадает в ошибку, утверждая на основании этой и подобно этой записей, что драма любви по-настоящему переживалась одним лишь поэтом — «С нею же все повернулось гораздо проще. Серьезных душевных мук она не испытывала, смотрела на вещи трезво и эгоистично».

Но означает ли «не умел ее любить» — нелюбовь? Тем более что рядом — «люблю»… Не означает ли эта запись — что больше вероятно — не сетование, а самоукоризну за неумение сделать любовь творческой, органичной составной частью своей жизни и творчества? Самоукоризну во многом напрасную, потому что на деле Блок любил свою «единственную» именно так: творчески, страдательно-гениально!.. И эта — именно творчески-страдательная — любовь поэта и его жены — целая воспитательная школа отношений личностей в любви грядущих поколений! Небыстро, нелегко приходят озарения о духовности любви…

Да и разве одним лишь эгоизмом, одной лишь трезвостью могли быть продиктованы многие душераздирающие письма жены поэта, в которых, в частности, писалось, что, если Блок оставит ее, она погибнет?

Разумеется, тут могла быть разница в глубине переживаний. С одной стороны — нервный, с «роковым» восприятием мира гениальный поэт, с другой стороны — актриса, художник, волевой и сдержанный, замкнутый и гордый женский характер. Актриса и, значит, художник, в которой дисциплина чувств уже подразумевается как профессиональное качество. О личной драме поэта мы знаем по стихам, письмам, дневникам и записным книжкам. О драме и переживаниях его жены мы можем судить лишь по ее письмам Блоку. Все ли тут сказалось? Вряд ли… Интимно-личное поэта к тому же тесно переплеталось с общей драмой времени, столь болезненно воспринятой поэтом. Здесь было не только взаимное проникновение и переплетение личноинтимного и общеисторического, было и усиление друг другом этих чувств в общем драматическом восприятии поэта Родины как — жены-родины.

Вот какой, значит, на деле был символизм Блока. Он в содержании своем питался живой, трепетной, кровоточащей реальностью. Ведь поистине — мир раскололся, и трещина прошла через сердце поэта. Вот почему личная драма не отделялась от драмы Родины. Боль страдающей Родины, чувство сыновней вины вмещали боль и вину перед женой…

Не просто рыцарское благородство, не просто великодушная щедрость великого сердца — этому имя: мужество. Образцовое мужество — редкостный пример для многих поколений. Это воплощенное чувство ответственности мужчины перед женщиной, которое всегда будет высоко ценимо в жизни, как бы далеко ни развились эмансипация, равноправие, женская независимость. Лишенная любви — женщина вправе искать любовь…

«Страстная, безбожная, пустая…» Что это?.. Все же, мол, «не без попреков»? Нет, другое здесь! Некие «исторические» обвинения со стороны ревности мужской и молвы. За века не обновленные, без мужской озаренности, оставаясь все в той же тайне женской сокровенности. Здесь эти три слова помянуты из обихода и всеобщности, как бы контекстно, и поэтому тут же перечеркиваются сердечным, искренним, радостно-роковым и непреложным — творческим — «незабвенная»! «Многим женщинам сужденный путь» — найдено альтернативное чувство. Внимание, забота, ответственность за женщину. В чувстве подлинное мужество: не слов-укоров — поступков!

«Незабвенная» — как резолюция о прекращении следствия, обвинения, суда! Поэтому в конце самое главное: «Прости меня!» Суд приносит свои извинения, обвинение несостоятельное, мнимое, ложное! И перед судом — не изменившая женщина, а без вины виноватая… Мы еще раз перечитываем последние строки. «Страстная, безбожная, пустая» уже звучит лишь как интонационно-ритмическое обозначение тех поочередных трех шагов любящего, уже не судящего, признавшего себя виноватым во всем, трех шагов приближения к любимой, к примирению, к радостному объятию со слезами на глазах — к коленопреклонению перед любимой!..

Звук — сам факт его существования, а не физическая сущность, не механизм действия — уже есть тайна природы. Одна из многих. Движение, действие, возникновение, новизна — все сопровождается звуком!..