Мира Смирнова - За окнами сентябрь

И мальчики на курсе подобрались славные. Разбирая их по косточкам на своих девичниках, они спотыкались только на одном — Севке Васильеве. Парень как парень, удивлялись они, даже интересный. По внешним данным может играть Паратова, поручика Ярового (они обожали распределять роли), правда, способностями не блещет — так не его вина, не все Качаловы и Мочаловы. Держится по-товарищески, первым откликается на все затеи, не жмот — всегда у него можно перехватить до стипендии, а чем-то несимпатичен.

— Что-то в нем не то, — задумчиво говорила Муська, — а что — не пойму.

И именно Севка Васильев вдруг стал проявлять к Вере особое внимание: старался сесть рядом на лекциях, предложил делать с ним самостоятельную работу, тащился ее провожать.

— Он безумно влюбился в нее, — констатировала «самая глупая» Валя.

Такие «самые» у них тоже были. Зато Валя была и «самой душевной». Прерывая любой разговор, она обводила подруг любящими глазами и, прижав руки к груди, с чувством произносила:

— Девочки, вы такие хорошие, такие многогранные!

Валино заявление Вера встретила агрессивно:

— Его мне не хватало! Вот еще напасть!

— «Ох не люблю я этого попа!» — сказала Муська словами горьковского Булычева. Их уже занимали в массовках, пьесы они знали наизусть и часто пользовались понравившимся текстом.

А Севка, поняв, что его влюбленность замечена девочками и, разумеется, Верой, стал еще активнее, как будто получил на нее какие-то права. Вера потеряла терпение и попросила подруг спасти ее от него.

Девочки энергично взялись за дело: застать Веру одну было невозможно, а если он пытался прорваться, то его без церемоний отгоняли:

— Не липни! Противно, когда навязываются!

Через некоторое время он отстал от Веры, но сильно помрачнел.

— Он безумно страдает! — восхищалась Валька. — Безответная любовь — это прекрасно! Это так обогащает!

Мастером курса у них был Михаил Алексеевич — талантливый, известный актер, прекрасный педагог и добрейший человек. Относился он к «своим орлам» как к родным детям. И «орлы» были бесконечно преданы ему: ловили каждое его слово, его просьба, совет делались законом, без конца бегали на спектакли и фильмы с его участием, каждое занятие с ним было для них праздником. За глаза они любовно-иронически звали его «мэтром» и «Мишенькой под вишенкой».

Вера была его любимицей. К концу первого курса он начал определенно отличать ее: тратил на нее больше времени, чаще и яростнее ругал, а иногда радостно кричал: «Умница! Хорошо!», задерживал после занятий, расспрашивая: почему бледная? Как ей живется? Как здоровье мамы? Несколько раз зазывал ее к себе домой, там его жена Нина Павловна сразу усаживала Веру за стол, и они закармливали ее как рождественского гуся, а потом заставляли взять для мамы пирожки, конфеты, фрукты. Делали они это так деликатно, с таким искренним радушием, что даже Верина «гордость бедного человека» молчала. А затем произошел случай, который чуть не сломал Вере жизнь.

Девочки мечтали провести лето вместе, и неожиданно их мечта осуществилась: у Валиной мамы нашлась знакомая на хуторе под Псковом, которая согласилась за очень скромную плату сдать комнату и сеновал. Вера, сдерживая слезы, сразу отказалась:

— Я не поеду. У меня нет денег.

Девочки очень огорчились, решили создать «фонд Веры» — откладывать с каждой стипендии, но Вера закричала, чтобы они и думать не смели, она все равно не возьмет.

Приближались весенние зачеты и экзамены, подруги, щадя Веру, не заговаривали при ней о летних планах, но она то слышала спор о том, какие книги взять, то Даша объявляла: «Дежурить будем по двое, и без лени», то кто-то предлагал насушить черных сухариков с солью — «на воздухе вкусно погрызть». Вера с тоской думала, что лето отдалит ее от подруг. Но однажды Даша встретила ее с ликованием:

— Все в порядке, Верунька, едешь с нами. Профком дал тебе безвозмездную ссуду, — и протянула ей конверт с деньгами.

Вера понятия не имела, есть ли у профкома деньги, может ли он давать ссуды, и очень обрадовалась. Но по дороге домой ее взяло сомнение: действительно ли эта ссуда безвозмездная, не придется ли потом отдавать? И почему она нигде не расписалась?

На другой день она зашла в профком и спросила об этом. На нее вытаращили глаза и сказали, что слыхом не слыхали ни о каких деньгах.

Вера фурией влетела в аудиторию и потребовала девочек к ответу. Под ее напором Даша созналась, что деньги дал Михаил Алексеевич, каким-то образом узнавший об их затее, и велел придумать, как поделикатнее вручить их Вере. Они и выдумали о профкоме.

Вера сорвалась с «истории театра», слетала домой и привезла деньги. После занятий она задержалась у стола Михаила Алексеевича, ожидая, когда все разойдутся. Он вопросительно посмотрел на нее, и она тихо сказала:

— Можно с вами поговорить?

Он подвинул ей стул и ласково сказал:

— Садись. Давай разговаривать.

Вера положила конверт на стол и прошептала:

— Спасибо… не надо…

Он долго молчал, набивая и раскуривая трубку, потом грустно сказал:

— Ты меня очень огорчила… Я думал — мы друзья…

Вера несколько раз утвердительно кивнула, говорить она не могла.

— Если бы мне было трудно, ты бы мне помогла?

— Конечно… всегда… всем!.. — воскликнула Вера.

— А я бы отказался от твоей помощи — тебе было бы обидно?

— Очень… — подумав, ответила Вера.

— За что же ты обижаешь меня?

— Я не знаю, когда смогу отдать…

— Договоримся так: ты мне их вернешь в течение двадцати лет, после окончания института. Может быть, тогда они мне будут нужнее. Согласна?

Вера молча кивнула.

— Спрячь конверт, — приказал Михаил Алексеевич вставая и, погладив Веру по голове, прибавил: — Помни, деньги — самое малое из того, чем люди могут помочь друг другу.

Вера проиграла девочкам весь их диалог, и градус обожания Мэтра повысился до кипения.

На втором курсе, после одной из репетиций с ним, неожиданно разгорелся скандал по совершенно идиотскому поводу. Михаил Алексеевич, загонявший их до седьмого пота, уходя, велел:

— Отдышитесь и пройдите все сначала. Поработайте сами.

«Самая ленивая» Валька застонала:

— Еще работать? Креста на нем нет!

И тут кто-то из мальчиков поддразнил Вальку:

— А вот и ошибаешься! Я слышал, что Мишенька как раз носит крест.

Это не произвело никакого впечатления. Вера пожала плечами:

— Охота тебе повторять сплетни.

Муська развела руками:

— А даже если носит, так что? Мало ли какие бывают чудачества?

Но Севка вдруг напыжился и многозначительно проговорил:

— Лю-бо-пытно… Помните, он и про Корчагину сказал: «Актриса милостью божьей?» Как же может религиозный человек воспитывать советских актеров?