Мира Смирнова - За окнами сентябрь

Вот тут-то и поднялся крик! Обиднее всех кричала Вера.

Под общим натиском Севка пошел на попятную и, пробормотав:

— Черт с вами! Им дело говорят, а они кидаются как бешеные, — ушел.

Все посмеялись над своей горячностью по чепуховому поводу и пошли в столовую, а Вера, в азарте рассыпавшая портфель, задержалась, собирая его. Когда она повернулась, чтобы уйти, в дверях стоял Севка. Он подошел к ней и угрожающе прошипел:

— А тебе, первая фаворитка, следовало бы помолчать! Еще пожалеешь! Живешь с Мэтром — все знают. Не зря он тебе тысячи отваливает.

Когда до Веры дошел гнусный смысл его слов, она, потеряв над собой контроль, с маху ударила его ладонью по щеке, с разворота тыльной стороной руки — по другой. Он больно схватил ее за руки и прямо в лицо глумливо проговорил:

— На бюро вопрос поставлю. Красивенькое будет дельце! Из комсомола полетишь и из института. Ему тоже мало не будет! Развели бардак.

Вера изловчилась, ударила его ногой по колену, он, охнув, отпустил ее, и она пулей вылетела. Она долго бежала по улице, как будто надеялась убежать от случившегося. Позвонив маме, что придет поздно — завтра семинар по диамату (маму волновало даже десятиминутное опоздание), она до ночи бродила по городу. Ей казалось, что она выпачкалась в чем-то липком, тошнотворном, от чего ей никогда не отмыться. Она не сомневалась, что Севка приведет в исполнение свою угрозу — устроит ей «персоналку», и пусть потом выяснится, что это мерзкая клевета, разбирательства ей не перенести. И еще вся эта грязь коснется Михаила Алексеевича… А вдруг мама как-нибудь узнает?.. Вера похолодела от ужаса и тут же решила: уйду сама. Раз отчислена — нечего и разбирать. Михаила Алексеевича Севка не посмеет тронуть, тем более что ее уже не будет, значит, своим уходом она убережет и его. Заплатит добром за добро. А что делать дальше? Пойти работать, а осенью снова поступать на первый курс в этот же институт? Потерять два года? Учиться у другого педагога? Михаил Алексеевич сочтет это предательством, она же не сможет объяснить, что хотела уберечь его и себя от позора…

Утром, после ухода мамы на работу, Вера бесцельно бродила по квартире, придумывая, как легче добиться отчисления. Сначала она решила просто не ходить, пусть ее отчислят за прогулы и несданную сессию, потом, сообразив, что, пока ее отчислят, Севка может раздуть дело, она решила написать заявление, сразу же отнести его в деканат и сняться с комсомольского учета. Она села писать, но никак не могла придумать мотивировку. «По состоянию здоровья» — ее пошлют к врачам, а те скажут, что она совершенно здорова… «Из-за тяжелого материального положения» — ее вызовет Михаил Алексеевич, предложит свою помощь — выйдет еще хуже. «Из-за срочного переезда в другой город» — потонешь во вранье… А что сказать маме? Правду нельзя — она снова впадет в шоковое состояние. Объяснить, что ее отчислили за неспособность? «Уж лучше признать себя бездарной», — решила Вера.

Посмотрев на часы, она с тоской подумала, что сейчас кончается семинар, а потом у них («уже не у нас») будет актерское мастерство.

Когда зазвонил телефон, Вера не решилась поднять трубку — наверно, ее уже вызывают в комитет комсомола, Севка из ненависти к ней поднял шум с утра. Телефон продолжал упорно звонить. Подумав: «Все равно не спрячешься», Вера сняла трубку и услышала веселый голос Муськи:

— Дрыхнешь? — кричала она. — Мотаешь? А Мэтр гневается: подать сюда Веру! Дуй стометровкой! Сегодня твои сцены пойдут.

Их курс тогда работал над отрывками из разных пьес. У Веры были «Виринея» Сейфуллиной и Лия Компас из «Дельца» Газенклевера.

Когда она на цыпочках вошла в аудиторию, Михаил Алексеевич не сделал ей замечания, только выразительно посмотрел на часы и распорядился:

— Иди на площадку, начнем с «Виринеи».

Вера растерянно огляделась — все было как обычно: Муська подмигнула ей, Даша показала кулак, Севка, с подавленным видом, сидел в дальнем углу.

В голове у Веры был сумбур, и начала она плохо.

— Пустая, как турецкий барабан! — громыхал великолепным басом Михаил Алексеевич. — Соберись! Выкинь чушь из головы! Думай по существу.

И он взялся за Веру с такой энергией, что ей пришлось забыть свои огорчения и проникнуться горестями Виринеи.

Еще с месяц она была настороже, но когда после чернового прогона отрывков началось обсуждение — Михаил Алексеевич учил их анализировать работы товарищей, и Севка произнес панегирик в адрес Веры, — она поняла, что ничего не будет. Произошло необъяснимое — ничего не произошло.

Много лет спустя, после войны, они, встретясь с Муськой, вспоминали своих сокурсников — кто жив, кто где? Восемь их мальчиков погибли на фронте. Дошли до Севки Васильева. Он был жив. И только тогда Муська рассказала, что в тот памятный день она, словно почуяв неладное, вернулась за Верой и стала свидетельницей случившегося. Она очень растерялась, не успела вмешаться, а Вера вылетела в таком трансе, что не заметила ее. Муська рассказала об этом одной Даше, они сразу позвонили Михаилу Алексеевичу, и тот велел им приехать. Выслушав их, он побелел, с горечью сказал: «Каков мерзавец!» — вызвал такси и вместе с девочками помчался в институт. Там Даша нашла Васильева, привела его к Мэтру, какой состоялся разговор, конечно, неизвестно, но с тех пор Севка затих. Все необъяснимое имеет объяснение.

После смерти отца эта история была самым сильным потрясением для Веры — она столкнулась с человеческой подлостью. Она много думала об этом и не могла себе простить, что спасовала, струсила и, если бы не чистая случайность, лишилась бы любимого дела. Поэтому ее особенно стал раздражать ежедневный вопрос мамы: «Ничего не случилось?», ее постоянный страх — он ведь заразителен, и она стремилась меньше бывать дома.

Жили они скудно, но обе, казалось, не замечали этого. Только иногда мама, глядя на сношенные туфли Веры, на пальтишко, из которого она выросла, вздыхала:

— При папе ты бы так не ходила.

— Сама заработаю, — сердилась Вера.

И действительно, старалась приработать к стипендии где могла: играла в массовках, гримировала самодеятельные спектакли, вела кружок в своей бывшей школе.

Мама очень обрадовалась замужеству Веры — снова появится мужчина в доме. Павел ей понравился: спокойный, положительный, на восемь лет старше. И Михаил Алексеевич его одобрил. На курсе ничего не делалось без совета Мэтра. Он не только учил их, но и участвовал в жизни каждого, ненавязчиво советуя, направляя.

Свадьбу устроили очень скромную, но Вера позвала почти весь курс, а Павел двух приятелей. Родных не позвали.

— Стыдно сажать за такой стол! — сокрушалась мама. — Свадьба называется: селедка с картошкой, чайная колбаса и бычки в томате. Не хочу, чтоб жалели!