Виктор Малыгин - По дороге в завтра

На следующий день «Степной» перебирался на полевые станы. С утра новоселы свертывали палатки. Одна за другой машины с грузом и людьми уходили с центрального поселка. Весь день Истомин провел на ногах в горячих утомительных хлопотах.

А в полночь директор поднял Букреева, и они вместе с Денисовым выехали на полевой стан бригады Калянса.

Ночь была лунная. След, проложенный тракторами, отчетливо обозначался в ковыле. Кругом лежала равнина, спокойная и таинственная от освещения, какое бывает в час, когда ночь слабеет, а утро робко заявляет о себе чуть-чуть начинающим светлеть высоким небосклоном: не ночь, но и не день и даже еще не рассвет…

Показалось озеро.

На берегу его у самых камышей стояли два вагончика и три палатки. Это бригадный стан.

Из трубы вагончика, в котором разместилась кухня, шел дым; заботливая повариха тетя Даша готовила завтрак.

Перед вагончиком был насыпан песок, стояла скамья и бадья с водой. У входа висели две таблички. На одной было написано: «Много пыли на дороге, много грязи на пути, вытирайте чище ноги, прежде чем в вагон войти». Другая призывала: «Не пищать, не хныкать!». Рядом с вагончиком возвышался щит со словами, написанными крупными буквами:

Появился Калянс, поздоровался с Истоминым и Денисовым, сдерживая волнение, пообещал через пять минут быть в их полном распоряжении. Он пошел на кухню, вернулся оттуда с кружкой горячей воды и, устроившись на ящиках с консервами, глядя в осколок зеркала, начал бриться. Потом умылся, пригладил волосы, с наслаждением закурил.

Последняя ночь перед пахотой… С волнением и затаенной тревогой степняки ожидали рассвета. Многие не спали. Медленно плывущая луна, казалось, в последний раз озаряла с высоты нетронутые ковыльные просторы.

Группа новоселов, подогреваемая желанием скорее повести тракторы, толпилась на лужайке. Истомин и Денисов присоединились к ним. Механизаторы оживленно разговаривали.

— Гляди, ребята, луна никак уходить не хочет.

— На первой скорости ковыляет. Взять бы ее на буксир.

Подошел бригадир, достал из кармана часы:

— Пожалуй, Семен Михайлович, время подъем объявлять.

— Поднимай, — сказал Истомин.

Рассвет все больше и больше давал знать о себе. Какое это удивительное зрелище! Солнца еще не видно. Показались его красноватые блики, зажгли край небосклона, и запылал он багровым пламенем, рассыпая багрянец по траве, сонной глади озера. Но вот наступает момент, когда большое ярко-оранжевое светило торжественно всплывает, бросая на землю свои лучи. И все оживает окрест… Стайка гусей, шумно взмахивая крыльями, поднялась с озера, взяв направление на север. Высоко в небе показался орел. Он парил минуту-другую, озирая с высоты свое степное царство, потом скользнул на крыло и стремительно помчался вниз. Выпорхнули из травы и тут же скрылись в ней перепуганные куропатки, подняли крик на озере чайки, каким-то чудом оказавшиеся в Притоболье. Вышел из камышей и, утвердившись на длинной ноге, меланхолически озирался аист…

Калянс пошел в вагончик.

Люди спали беспокойно, казалось, что уснули они только-только. Некоторые подняли головы. Калянс сказал, не повышая голоса:

— Пора, друзья!

Тут же затрещал будильник, и обитатели вагончика в одно мгновение оказались на ногах. Они натягивали сапоги и ботинки, шли умываться.

Выходили на улицу парни и из палаток. На полевом стане сразу же стало шумно.

Наступил, наконец, день, которого так ждали.

Дрожкин привез от старого заброшенного колодца, обнаруженного неподалеку от стана, бочку воды, и вместе со всеми, волнуясь, ожидал начала работ. Тетя Даша, неловко держа в руках топор, рубила для кухни доски от ящиков. Николай вызвался ей помочь.

— Компот за мной, Коля, — сказала Дарья Трифоновна.

— Да я так ведь, я привычен, — застеснявшись, ответил он.

— Как армия, к бою готова? — спросил Истомин бригадира, когда тот снова показался на улице.

— Можно идти в наступление, — ответил Калянс… — Но… есть один дезертир.

— Кто?

— Бабкин, будь он неладен. Подсунули работничка. И уговаривал, и грозил, а он не хочет подниматься, да и все. Когда только человеком станет?

— Пойдем, комиссар, — сказал Истомин Николаю Тихоновичу и обратился к Калянсу: — Веди, Ян.

Бабкин лежал на кровати в палатке.

— Такое дело доверили, а он… — сказал Калянс, крикнул на Бабкина: — А ну, вставай! Я с тобой цацкаться больше не буду, выгоню — и все!

Бабкин потянулся:

— Пошел ты…

Вмешался Денисов:

— Ты что, Бабкин, как не стыдно?

— А мне только речей и не хватало, — откликнулся Бабкин. — Давай, давай, секретарь, толкай речу, тебе за это деньги платят.

— Такой день, а ты… — с тоской и горечью выговорил Калянс.

— Даю десять минут на сборы, — сказал Истомин, с трудом одерживая накипавшую ярость. — Пойдем, Николай Тихонович!

Прошло десять минут, Бабкин из палатки не вышел. Семен Михайлович подозвал Дрожкина:

— На прицепе справишься?

— Мальчишки голоштанные и те ходят за трактором, — насупившись, ответил Николай.

— Ты что же, не согласен? — удивился директор.

— Какое не согласен…

— Иди вместо Бабкина.

— Есть вместо Бабкина!.. На трактор к Рите?

— К Рите.

— По ко-о-ням! — весело закричал Дрожкин и помчался прочь.

Один за другим механизаторы шли к шалашу, сооруженному из камыша, над входом которого висела табличка: «Ресторан «Шумел камыш». Калянс на правах хозяина пригласил директора и секретаря к столу:

— Прошу чайку!

Букреев и Дрожкин тоже вошли в шалаш. Михаил тут же примостился к столу. Дрожкин стоял, неловко переступая с ноги на ногу.

— Садись, Коля, — пригласил Калянс.

— Да я успею.

— Садись, садись.

— Ладно уж, — снисходительно согласился Николай. Он был очень растроган предложением директора. Есть ему не хотелось. Всем своим существом он стремился скорее сесть на прицеп, и ему казалось, что сейчас они теряют напрасно время. От волнения пришло чувство жажды.

Букреев первым взялся за кружку, сказал разочарованно:

— Совсем холодный.

Николай, обрадовавшись этому, залпам хлебнул горячего чаю, ошалело замигал глазами. Букреев рассмеялся, сказал назидательно:

— Не надо жадничать.

Торопливо позавтракав, вся бригада направилась к границе участка, где строго и торжественно, как перед парадом, стояли тракторы.

Подтянутая и стройная, легко шагала Маргарита Ляхова. Она была в темно-синем комбинезоне с широким отложным воротником и засученными рукавами. Узкий поясок перехватил ее тонкий упругий стан. Собранные в узел пышные волосы она спрятала под нарядную пеструю косынку. Степное солнце уже положило нежно-коричневый загар на ее лицо.