Виктор Малыгин - По дороге в завтра

— Вот так, ни с того, ни с сего?

— А как ни с того, ни с сего овец принять? Надо же подготовиться, ну хотя бы чабанов найти… В детстве меня били по рукам и я понимал: за то, что они лезут куда не нужно. Теперь бьют в лицо и не знаю за что. — Семен Михайлович отодвинул стакан с недопитым чаем. — Извините, меня ждут. — Он испытывал сильную усталость и несколько минут боролся с тяжелым оцепенением, как-то сразу охватившим его. Истомин решительно шагнул к порогу и вышел на улицу.

Вернувшись к себе в вагончик, он сел за стол и стал составлять телеграмму. Через полчаса секретарю райкома была отправлена следующая депеша:

«В связи с тем, что совхоз должен принять две тысячи овец, и ввиду того, что пасти их некому, прошу перевести меня в чабаны, а директором совхоза назначить редактора районной газеты».

Вечером Денисов отправился к старому чабану Тактану Турманбаеву, чтобы пригласить его на работу в совхоз. Аул, раскинувшийся на берегу небольшого озера и еле видимый в зарослях камыша, встретил машину таким невообразимым лаем собак, что, казалось, собрались они на этом крохотном живом островке со всех концов света. Николай Тихонович не знал, куда идти, как разыскивать знакомых чабанов, и стоял, задумавшись, у машины. Низкие дома были разбросаны в беспорядке, на большом расстоянии один от другого. На краю аула виднелись широкие камышитовые кошары.

Людей на улице не было. Но вот они стали по одному появляться, затем собирались небольшими группами у домов, что-то говорили между собой, заинтересованно смотрели в сторону приезжего… Вскоре, к большому удивлению Денисова, к нему подошел Тактан Турманбаев и пригласил в гости.

Дом был из дерна, широко применяемого для построек в Притоболье, с земляным полом и маленькими окнами. Хозяин предложил гостю сесть на низкий дощатый настил, на котором лежало много разноцветных подушек, а сам растопил камышом плиту, чтобы приготовить чай. Тут же в дом ввалилась группа детишек. Сбившись в углу, они перешептывались. В помещение входили мужчины и женщины, неторопливо рассаживались на подушках. Улучив подходящий момент, Денисов сказал старому чабану, что не хотел тогда на Тоболе его обидеть, и попросил прощения.

— Пустое, — ответил Турманбаев. — Соседи не помнят обид.

Затем все молча и сосредоточенно, словно священнодействуя, начали пить темно-коричневый густой чай. Денисов пил чай и думал, с чего бы лучше начать разговор с чабаном. Но разговор начал Турманбаев.

— Мы всегда рады хорошим друзьям, — сказал от.

— Выходит, не так уж и тесно в притобольских степях, — ответил Денисов.

Хозяин дома отставил кружку, отдышался и сказал, глядя на Денисова:

— Не вспоминай старое.

— А я тогда подумал, — сказал Денисов, — прав, наверно, Тактан Турманбаев, не хватит нам земли.

Тонкие морщинки потянулись к глазам старика. Он взял Николая Тихоновича за рукав.

— Посмотри, как их много, — Турманбаев показал на гостей. — Но разве тесно им? — Видно, этого показалось мало старику, он добавил: — Сам понимаешь, зачем говоришь… Здесь чистый воздух, и все видно вокруг. Мы знаем, вы хорошие люди.

— Тактан, нам нужна помощь.

— Кто не поможет друзьям?

— Переходите к нам, — предложил Николай Тихонович Турманбаеву, решив, что для этого подошел подходящий, момент. — Нужен опытный чабан. — Две тысячи овец будет.

— О, это немало! — воскликнул Турманбаев.

Такой же старый, как и хозяин дома, казах, усердно пыхтевший трубкой, кивком головы подтвердил, что это именно так и есть, а для пущей убедительности сказал:

— Немало!

— А потом еще больше будет, — заверил Денисов.

— Хорошо, — согласился Турманбаев и снова взялся за кружку.

— Пройдет лет десять, — продолжал Денисов, — люди спросят: «Кто был первым чабаном в совхозе?» — «Тактан Турманбаев». — «Значит, он самый старый совхозный чабан?» — «Самый старый и самый уважаемый».

Старик поставил меж ног кружку и, поглаживая ладонями колени, сказал:

— Очень хорошо!

— Я знал, что поможете, — сказал Денисов. — Мы надеемся на вас.

Глаза старика засветились. Вытирая лицо рукавом, он проговорил:

— Хорошие друзья как не помогут…

Денисов радовался. Теперь можно принимать овец.

Уже посеяно просо, уже зазеленели всходы пшеницы.

Люди, черные от пыли и солнца, в пропитанной маслом одежде, возвращались на центральную усадьбу, где несколько рядов чистеньких, опрятных домов, образовав просторные улицы, упрямо теснили палатки к Тоболу. На краю поселка виднелась баня, а несколько в стороне, на синеве небосклона четко вырисовывалось белокаменное зернохранилище. Рядом со столовой ровно гудела передвижная электростанция, от которой тянулись провода. К поселку подходили со стороны совхоза «Дальний» телефонные столбы. За рекой раскинулся брезентовый лагерь строителей узкоколейной железной дороги.

Многие из трактористов здесь не были с тех пор, как выехали на пахоту.

— Так быстро все построили? — удивлялись они.

Калянс, вернувшись в поселок, увидел Ровнякова, который шел куда-то, гремя инструментами.

— Иди к коменданту и получай ордер! — вместо приветствия сказал старик.

Ян пошел на почту и дал телеграмму жене, чтобы выезжала в совхоз. Дочка, наверно, уже подросла и может отправиться в путешествие. А теперь, пока не началась уборка, самое подходящее время для встречи семьи… Оказавшись снова на улице, Калянс долго стоял и глядел на дорогу, идущую в Джасай. Мысли уводили его в родной город Лиепаю. Как давно там был Ян! Он вспоминал заботливую милую Магду, до мелочей всю обстановку в квартире. Теперь там к знакомым вещам прибавилась детская кроватка. Она, скорее всего, стоит у окна, рядом со столом… Магда еще не спит. В комнате тихо, как всегда в это время. На столе его портрет. Магда убаюкивает дочку, смотрит на фото и думает о своем Яне.

Валя Анисимова, загоревшая, в легком комбинезоне, сразу же наведалась в контору. Войдя в палатку, посмотрела в зеркальце на брезентовой стенке, оставленное ею, рассмеялась:

— Ой, какая чумазая! — сказала Битюгову: — А правда, это красивее пудры? — Лицо ее выражало сдержанную гордость: дорога ей была в эту минуту степная пыль.

Бухгалтер Битюгов обрадовался приезду Вали, но не мог понять ее странного восторга.

— Поступай ко мне на работу, учетчица, — предложил он. — У нас людей не хватает.

— Подумаю, — ответила она, — может быть, трактористкой буду. На стане у нас куда веселее, чем у вас тут, на центральной.

— Из палатки скоро переберемся, контору строят.

— Если выстроят отдельный кабинет для меня, то, может быть, и пойду, — пошутила Валя. Она была довольна своей работой учетчицы. Вот нет машинистки, и без нее обходятся. Истомин даже не вспоминает об этом. А без учетчика нельзя. Нет, Валя больше нужна в бригаде, чем в конторе.