Виктор Малыгин - По дороге в завтра

Председатель райисполкома говорил быстро, энергично взмахивая рукой. Похоже, что он торопился высказать многое.

— Строительство на целине, — начал он, — требует от райкома партии и райисполкома точного знания обстановки, высокой оперативности, маневренности. Ни тем, ни другим, ни третьим мы не располагаем. Мы как-то растерялись перед масштабами работы. Виноват в этом в первую очередь райком.

Стесин отпил глоток воды, поднял голову и, пытаясь скрыть раздражение неестественной улыбкой, сказал:

— Подметал бы лучше у своего двора.

Вдовиченко повернулся к нему.

— Двор-то у нас общий, но главный хозяин — райком. Вы же, товарищ Стесин, даже лично себя считаете хозяином района… — Вдовиченко снова обратился к залу. — Я долго думал перед тем, как выступить. Ведь ссориться с секретарем райкома не ахти приятно. Но я все же решил поговорить начистоту. Товарищ Стесин вроде бы и крутится все время, но крутится он вхолостую. Почему? Да потому, что оторвался от народа, не опирается на него, не считается с ним, не знает его нужд. А это, не обижайся, товарищ Стесин, — смерть для партийного работника. Надо признаться, что жил ты неправильно, пора встряхнуться, пора начать жить по-новому, — закончил Вдовиченко.

Когда выступило еще несколько человек и желающих больше не оказалось, Стесин, по традиции, предоставил слово секретарю обкома.

— Зачем? — удивился Романов. — Товарищи и без меня толково разобрались во всем.

Стесин закрыл совещание, подошел к Денисову.

— Не ожидал такого удара, — сказал он. — После этого совещания я несколько ночей не буду спать…

Что-то тронуло в его словах Денисова, и ему захотелось подбодрить секретаря райкома. Но тут приблизился Романов.

— Переживаете, товарищ Стесин?.. Вижу, вижу. По-человечески желаю вам переживать сильнее… — Он договорился с Максимом Александровичем о встрече. — Пока вам мешать не буду, идите занимайтесь своими делами, я тут потолкую со степняками.

— А вы крылья скорее распускайте, бури еще будут, — заговорил Романов с Истоминым. — Нынешней осенью на целине будем создавать еще пятнадцать совхозов, теперь уже новейших, что ли… Так вот, вам, как ветерану, думаем поручить самый крупный из них.

Истомин и Денисов слушали Романова, а сами смотрели, как по опустевшему залу устало шагал к двери вдруг сгорбившийся Стесин. Он казался им непривычно маленьким.

По дороге от железнодорожных станций шли самосвалы, комбайны, грузовики и автобусы с молодыми людьми, едущими из городов в совхозы на уборку урожая. Вездеход то и дело сворачивал с проселка или прижимался к его обочинам, обгоняя машины. По ту и другую сторону дороги расстилались поля, желтеющие золотым наливом оренбургской пшеницы.

Истомин, облокотившись на дверцу, смотрел в окно на созревающие хлеба. Вот и раскрывает целина свои богатства… Семен Михайлович восстанавливал в памяти события уходящего лета. Дорого ему обошелся урожай! Но о чем бы ни думал он, мысли невольно возвращались к Стесину. Много недомолвок осталось. Истомин упрекал себя мысленно: он, старый коммунист, так и не сделал попытки откровенно и до конца объясниться с секретарем райкома… Вскоре усталая голова Истомина склонилась на бок. А Денисов бодрствовал. Он думал: «Почему ему все кажется, будто давно знаком со Стесиным? Где же он встречался с ним?».

Нет, не виделся со Стесиным раньше Николай Тихонович. Он встречался с подобными Стесину чванливыми позерами, а все они очень похожи один на другого…

Когда-то Стесин был инструктором сельскохозяйственного отдела обкома, которым заведовал Петухов. Поначалу Стесин имел свои суждения об отдельных явлениях жизни, давал собственную оценку фактам и событиям. Но это не нравилось Петухову. Когда Стесин высказывал свой взгляд на что-то, Петухов давал ему понять, что это не положено. Максим Александрович возражал, горячился. Но Петухов последовательно и упрямо осаживал его. И Стесин притих, смирился, на первых порах вынужденно. Однако скоро пришел к выводу, что так нужно в интересах дела, и стал копировать методы работы Петухова.

Прошло несколько лет. Петухова избрали секретарем обкома. После этого и в судьбе Стесина произошли немаловажные перемены: его сначала утвердили заместителем заведующего отделом, а вскоре и заведующим.

Внешне Петухов был представителен, важен, умел многозначительно кряхтеть и считал, что в значительной мере поэтому соответствует тому посту, который он занимал. Он не любил людей горячих и беспокойных. И требовал от подчиненных лишь точного выполнения инструкций и указаний.

Стесин стал достойным учеником Петухова.

— Я лишь исполнитель, подождем, что скажут выше, — подчеркивал он, и это сходило за скромность, хотя по справедливости полагалось оценивать как трусость.

Согласовывая свои шаги с инструкциями и указаниями, он чувствовал себя спокойно и вне той опасности, какой подвергались работники, самостоятельно мыслящие и допускающие самостоятельные действия. Он во всем подражал Петухову, даже внешним видом старался походить на него. В разгаре лета он сшил китель, шинель, фуражку, купил сапоги и, несмотря на зной, носил их только потому, что точно такая же одежда была у Петухова. У него выработалась неестественная грузная походка, хотя до этого ходил, как все смертные. Квартира Стесина находилась недалеко от обкома, однако на службу он неизменно ездил в машине, думая, что это приподнимает его в глазах окружающих. Но случилось так, что Петухов по совету врачей начал совершать пешие прогулки по городу. Тогда и Стесин отказался от машины и стал ходить пешком, даже в тех случаях, когда очень торопился. Принимая подчиненных, Стесин придавал лицу неприступное, будто у монумента, выражение. Оказавшись в президиуме собрания, он так же, как Петухов, бросал в зал небрежно-снисходительные взгляды. У Петухова был тик. Стесин, невольно подделываясь, стал приучать себя мигать глазами. Сначала удавалось это нелегко, но ею временем постоянное напряжение нервов и у него вызвало тик. После он хотел освободиться от недуга, но уже не мог.

По странному недоразумению Максим Александрович начал пользоваться репутацией опытного партийного работника, и его послали на самостоятельную работу в Джасайский район. Стесин был убежден, что в районе он один может действовать самостоятельно, остальные должны слушать его и выполнять указания. При этом он, перепутав понятия, выступал от имени партии. Полагая, что «свет мудрости идет только сверху», сам он слушал лишь вышестоящих товарищей. Стесин считал, что авторитет ему положен по чину, и во имя сохранения этого казенного авторитета без колебаний жертвовал людьми и делом. Он не сомневался, что это является главным условием успешной деятельности руководителя. Но он не заботился о том настоящем авторитете партийного работника, который завоевывается постоянной умелой, вдумчивой работой с людьми.