Виктор Малыгин - По дороге в завтра

Вместе с хозяевами он пьет чай и, словно старый знакомый, беседует о новостях. В разговорах, пересыпаемых шутками, проходят первые часы встречи.

Осмотрев жилище, Верещагин замечает, что около камелька в холодной части яранги нет дров.

— У тебя нет дров, Куркыль, — говорит он, — мне все равно делать нечего, и я, пожалуй, схожу за ними. Думаю, что вечером за это хозяйка угостит меня чем-нибудь вкусным.

Куркыль смеется. Верещагин берет ремень и отправляется к кустарнику, который он приметил в долине реки. Хозяин идет вместе с гостем. В пути они продолжают разговор.

С детства Верещагин познал силу острого слова. Кстати сказанная фраза помогает найти путь к сердцу человека. Сдержанные, внешне суровые люди Севера любят шутку… Наблюдательный гость вскоре замечает, что хозяин расположен к нему.

Вечером лектора и впрямь угощают.

— Не будь тебя, Верещагин, жена моя никогда бы не накормила так вкусно, — говорит хозяин.

Все смеются.

Идет непринужденный разговор о разных житейских делах, который помогает Верещагину выяснить интересы и запросы людей.

Незаметно пропагандист переходит к вопросам, касающимся переустройства жизни кочевников. Он рассказывает об оленеводах стойбища Снежного. Из года в год растут там стада оленей.

— Наверно, они живут хорошо потому, что там богатые пастбища, — замечает хозяин.

— Не в пастбищах дело, — отвечает Верещагин. — Люди живут там хорошо потому, что объединились в колхоз и работают сообща.

Он рассказывает о том, как в колхозах организован труд, как ведется хозяйство, как распределяются доходы.

— Наверно, язык твой хорошие слова делает… у трех человек всегда больше силы, чем у одного, а у пяти — еще больше, — замечает Куркыль.

— Ты правильно думаешь, Куркыль. Но у человека за словом должно идти дело. Ты подумай еще. Я к тебе завтра зайду.

Верещагин уходит. Теперь он гостит в соседней яранге.

Местный шаман Нанкергоу беснуется от злости. Он позвал группу оленеводов к себе и в густом непроглядном дыму яранги под звон бубна стал завывать: «Идет… Видите, вон наверху. Он. Он… Слушайте. Он мне что-то говорит. Я буду передавать вам его слова… Кочевники, над вами нависла угроза, семьи ваши вымрут, олени падут. Вы сами торопите приближение несчастья. Вы принимаете у себя плохого человека — это злой дух под видом человека пришел к вам. Не принимайте приезжего, не разговаривайте с ним, гоните его!..».

В тот же вечер пропагандиста разыскал взволнованный Куркыль.

— Тебе надо уходить от нас. Нанкергоу очень сильный шаман. Если он узнает, что я был у тебя, плохо мне будет.

Куркыль рассказал. Давно, когда шаман еще был молодым, на него напал в сопках огромный медведь. Началась борьба. Незаметно от медведя стала уходить сила и переходить к Нанкергоу. Наконец, обессиленный зверь упал, покатился с вершины сопки и налету рассыпался на части. Нанкергоу почувствовал данную ему свыше силу, но окончательно поверил в нее несколько позже. Однажды он шел по берегу моря. Волна выбросила к его ногам моржа. Нанкергоу попробовал поднять зверя, и тот оказался не таким уж тяжелым. Нанкергоу взвалил моржа на плечи и принес домой. Двенадцать женщин разделывали моржа, с большим трудом переворачивая его с боку на бок. Морж был очень большим. Теперь таких нет…

Верещагин задумался. Надо было действовать быстро и решительно, иначе хитрый шаман добьется своего. Лектор поспешно направился к жилищу шамана.

Оленеводы сидели кружком и, согласно обычаю, по очереди били в бубен и пели что-то тягучее и заунывное. Верещагин попросил бубен.

Люди приготовились слушать песню приезжего. Но он не стал бить в бубен, а громко сказал:

— Нанкергоу — обманщик!

С удивлением и ужасом посмотрели охотники на пропагандиста. Замер от неожиданности Нанкергоу. А Верещагин заговорил, кивнув головой в сторону шамана:

— Чтобы вы не замечали его обмана, он погасил свет и напустил дыма в яранге. Он вам говорит, что видит и слышит духов, но он хорошо знает, что в дыму вы не увидите даже собственных рук. Он говорил, что свалил медведя, унес большого моржа. Не верьте ему. Он даже меня не в силах поднять. Большой морж по весу равен десяти оленям. Нанкергоу врет. Ему не поднять даже вот того камня у входа в ярангу. Пусть попробует. А я подниму, но я не называю себя шаманом. Просто у меня больше силы. Давай же померяемся!

Верещагин направился к выходу. За ним — остальные. Последним вышел Нанкергоу и поспешно скрылся за ярангой.

— Видите, он сбежал, — сказал Верещагин, остановившись у камня.

Кочевники стали молча расходиться по ярангам. Они ждали несчастья, которое, как они думали, обязательно накличет на них шаман за то, что слушали приезжего.

После этого случая посрамленный шаман несколько дней не показывался на улице. Люди в стойбище осмелели. Они говорили друг другу:

— Ох и врет же наш Нанкергоу!

Шаман злился, грозил различными карами. Но Верещагин терпеливо объяснял людям, почему нельзя верить шаману, и жил в стойбище до тех пор, пока не убедился, что авторитет шамана окончательно подорван.

Собираясь в обратный путь, Верещагин захватил с собой решение жителей стойбища об объединении в товарищество по совместному выпасу оленей…

Давно это было. И теперь вот, когда Верещагин вновь едет по тундре, многое успевает перебрать в памяти.

Как-то он отправился на нарте в стойбище Майнагытхинского сельсовета. Был апрель. Стояла тихая солнечная погода. Собаки резво бежали по льду реки Анадырь, Лектор спешил к своим слушателям, чтобы рассказать им о предстоящем празднике Первое мая и доставить литературу. На второй день лектор достиг устья реки Великой. Дальше путь пролегал по тундре. Яркое солнце, какое бывает на Севере ранней весной, местами растопило снег. Продвигаться на нарте стало тяжело. Верещагин распрощался с каюром, с походным мешком двинулся в путь пешком.

Дорога оказалась нелегкой. Сумка из оленьей шкуры тяжело давила на плечи. Сапоги из нерпичьей кожи быстро промокли. Когда стемнело, уставший путник присел на сумку и задремал. С рассветом он снова пошел.

На четвертые сутки ему встретилось одинокое жилище оленевода. Верещагин впервые за время пути попил чаю, просушил одежду, отдохнул на мягких оленьих шкурах. До сельсовета оставалось еще около ста километров. Оленевод предложил Верещагину задержаться, так как приметы предвещали пургу. Но он отказался.

К вечеру пурга разыгралась. Мокрый снег слепил глаза, закрывал дорогу. Тяжело передвигая ноги, лектор продолжал путь.

Порой, выбившись из сил, он останавливался на несколько минут и затем шел дальше. Чтобы не уклониться от взятого направления, он проверял, с какой стороны крепче порывы ветра. Когда начиналась пурга, ветер сильнее щипал правую щеку, значит надо было придерживаться того же направления…