Арон Эрлих - Молодые люди

Глушков уже не раз захаживал в большой универмаг на Советском проспекте, топтался у прилавка в том отделении, где на полках теснятся фарфоровые собачки, телята, зайцы, сверкают хрустальные вазы и кувшины в серебряной оправе, в наличниках под стеклом во множестве разложены мониста и четки из уральских камней-самоцветов, золотые браслеты и кольца… Есть ли наручные мужские часы? Пожалуйста! Продавщица раскрывала перед Витькой Глушковым маленькие коробочки, выложенные изнутри волнистым бархатом. В гнездах покоились хромированной стали часики разных форм и размеров. А с золотым корпусом? Были и золотые. Такие точно Глушков стянул у Громова и потом спустил за бесценок где-то среди рыночной толпы и рундуков с осенним изобилием арбузов, помидоров, связок лука… Но неужели так-таки и отвалить столько денег чистоганом за крохотную коробочку и своими руками отдать ее Алешке Громову?

Да, выхода не было, и однажды Глушков попросил наконец выписать чек, решительно направился к кассе. Раз за разом щелкала и звенела касса, вот уже только трое покупателей отделяли Глушкова от овальной прорези в кассовой кабинке, теперь двое, вот и последняя голова уже склонилась к кассирше… Глушкова, точно от внезапного, сильного толчка, выбросило вон из очереди.

Поспешно проталкиваясь сквозь подвижную, во все стороны снующую толпу к дверям, Витька все оглядывался на продавщицу в синем халате за прилавком ювелирного отделения, окидывал ее взглядом, полным угрозы: ишь тоже!.. чуть не ограбила!

Деньги, с таким трудом накопленные, лежат в заветном кармане фланелевой клетчатой блузы под ватником. Кажется, они ощутимо греют грудь. И вдруг расстаться с ними вот так просто, за здорово живешь?

Но и потратить их на собственные нужды — хорошо бы завести новый приличный костюм — он все-таки не смел.

Был вечер. Опять сильно мело. Глушков возвращался домой. Кепка на макушке, буйные черные волосы выбиваются из-под козырька, увлажненные под мечущимся снегом, вьются кольцами, затейливо осеняют лоб. Тесемки ворота на ватнике развязаны, шея открыта, но ничуть не холодно. На ногах плотные, толсто подшитые валенки. Хорошо! Так хорошо, что горят щеки, и кажется, самому видно, как весело блестят собственные глаза.

Много, очень много народу на улицах. Из летучей, густой мглы без конца надвигаются и пропадают фигуры прохожих. Вот прошли две славные девчонки, а к ним пристала какая-то угрюмая личность, — небритая, измазанная углем образина, — хватает за руки, зовет: «Пойдем… Ну, пойдем!» Девочки отбиваются с возрастающим испугом, иногда вскрикивают: «Да отстань ты!» Удаляются все трое, — смутные тени во мгле.

Глушков пошел следом, наблюдая.

Тронула ли Витьку жалко сбившаяся набок серенькая шапочка на одной из молоденьких девушек или заговорила в нем внезапно удаль, ищущая приключений, но только он вдруг разогнался и с бегу крепким кулаком хватил парня по затылку, а заодно уже двинул и валенком в зад. Удар был очень силен, парня отбросило далеко вперед. Болтая в воздухе руками в поисках равновесия, он справился, удержался на ногах и оглянулся в бешеной ярости, но уже отплатить негаданному врагу и упущенную добычу вернуть было поздно.

Не потеряв зря ни единого мгновения, Глушков ухватил за руки обеих девчат и мчал их за собой в обратную сторону. Густой, вихревой снегопад затушевал их, а минуту спустя все трое уже свернули в один из боковых переулков.

В безопасном отдалении Витька умерил бег, потом и вовсе остановился, дал девчатам отдышаться.

— Считаю — опасность миновала… Отбой? Как по-вашему? — развязно и весело спрашивал он. — В какую прикажете сторону? Давайте, я вас до самой квартиры доставлю, что ли… Честь имею познакомиться: Витька Глушков. — Он с удивлением прислушивался к собственным словам, такие они получались круглые, обточенные вежливостью и добросердечием.

— Ничего, ничего… Мы теперь сами… — бормотала одна.

— Нет, какой мерзавец!.. — всхлипывала другая.

Девчонки, чуточку отдышавшись, пошли прочь, с тревогой оглядываясь.

Глушкову нетрудно было догадаться, что, несмотря на благородный поступок, он не внушил к себе доверия. Тем не менее он счел долгом, охраняя девушек, следовать за ними на приличном расстоянии — так, чтоб они не могли обвинить его в навязчивости.

А вот и Суворовская улица, дом, по всей видимости, тот самый, в котором живут девчата. Прежде чем скрыться в подъезде, они еще раз оглянулись — уже вопросительно и виновато. Глушков остановился вдали, почтительно приподнял над головой кепку, как человек, бескорыстно выполнивший свой долг до конца.

Тогда, быстро переглянувшись, девушки вернулись к нему почти бегом и повинились, что, — слишком напуганные, — отнеслись к нему самому с такой незаслуженной настороженностью, даже, может быть, с оскорбительной подозрительностью.

Витька молчал, только улыбался снисходительно и отчасти горько. Это еще больше усилило в девушках чувство вины, и, добиваясь прощения, они, опережая друг друга, объяснили, что живут вот здесь, вот в этом самом доме, на втором этаже, в квартире номер три, что они подруги-одноклассницы, из девятого класса, а зовут их — Рая и Катя… Как его зовут? Виктор?.. Глушков Виктор?.. Очень приятно. А они — Ананьева Рая и Сарычева Катя. Если когда-нибудь Виктору захочется их навестить, они будут рады, пусть только спросит в квартире Раю и Катю.

Крутила метель. Тьма, мгла, тишина вокруг, — и только в узком пространстве как раз на уровне лиц видно было, как буйно мечутся снежинки, озаренные светом фонаря с ближайшего столба.

Рая и Катя. Катя — еще совсем девочка, тоненькая, подвижная, энергичная, с прозрачным, нежным, овальным, как яичко, личиком; говорила быстро и решительно; стоячий воротничок шубки и обшлага обшиты серенькой мерлушкой, на голове маленькая серая шапочка, от которой веет недавним, только-только отошедшим детством. Рая — уже зрелая, тугощекая, с ярким румянцем, с кроткими глазами, с высокой грудью, — вон как туго застегиваются пуговицы пальто, должно быть, давнишнего, с короткими рукавами, из которого девушка слишком заметно выросла; красно-клетчатый шерстяной шарфик завязан бантом, стягивая для тепла ворот. У старшей — тихий, робкий голос, и она только все поддакивает своей более юной и бойкой подруге, видать, привыкла во всем и всегда подчиняться ей…

Недели две спустя Алеша обнаружил у себя новую пропажу: из чемодана с потерянным ключиком и застегнутого поэтому на одни боковые петли исчезли все пять сорочек и теплая байковая блуза. Давно следовало снести эти вещи в стирку, а когда он собрался это сделать, от них следа не осталось… Онемел Алеша перед опустевшим чемоданом.