Анатолий Вахов - Утренний бриз

— Здорово! — воскликнул с восхищением Баляев. — Вышибут наши и из Читы беляков и япошек!

Шахтеры радостно улыбались. Новости были приятные, но тут же настроение товарищей было омрачено. Каморный прочитал: «Дальнейшее продвижение Красной Армии невозможно из-за угрозы войны с Японией. Дальневосточный комитет партии большевиков от советизации Дальнего Востока отказался. Это маневр. Продолжайте поддерживать, укреплять Анадырский Совет. Подтвердите выполнение приказа об одобрении действий Совета населением. Томас. Ном. 30 марта 1920 года».

— Что это за приказ? — перевел взгляд с бумаги на Учватова Каморный. — О чем он?

— Я сейчас! Позвольте мне взять мой дневничок, — Учватов привстал на стуле. — Как господин Бирич и мистер Рули запретили держать на станции тексты передач — я дневничок завел, хе-хе-хе! — он нервно засмеялся. — Я знал, что дневничок вам пригодится… Вот я и…

Учватов соскользнул со стула, встал на четвереньки и из-под высокого с решетчатыми металлическими стенками шкафа, в котором светились и тихо гудели большие ртутные лампы, пальцем вытащил тоненькую тетрадку в оранжевой обложке и протянул ее Камерному, в котором признал главного из напавших на радиостанцию:

— Вот, тут я все записал по памяти…

— Хитрая бестия! — не удержался Баляев. — Соломинку для себя припас. И вашим и нашим.

— А как же? — с неожиданной откровенностью признался Учватов. — Жить хочется, хе-хе-хе…

Он мелко смеялся, но глаза были полны страха. Баляев только сплюнул под ноги Учватову:

— Гнида ты. В другой раз я тебя к ногтю. Так и помни!

— Что ты, что ты, — попятился тот в испуге. — Что я тебе сделал?

Каморный, рассматривавший тетрадку, поднял голову, сказал товарищам:

— Тут немного написано, но интересно. Слушайте, — и он начал читать — «Генерал Хорват отстранен от должности управляющего КВЖД. Передал Владивосток 18 марта. Токио 21 марта сообщило, что японские войска займут Николаевск-на-Амуре. В этот же день партизанские отряды вошли в Хабаровск. Передал Охотск. 25 марта во Владивостоке открылся 2-й съезд трудящихся Ольгинского уезда. Не понимаю, как это союзники позволяют большевикам собираться?» — Каморный засмеялся и спросил Учватова: — Это уже ты свои мысли записал?

Учватов молча кивнул.

— Так. Пойдем дальше. — Каморный перевернул страницу и воскликнул: — Вот, нашел! — И стал читать.

«Ново-Мариинск. Рули. Эвакуация американских войск из Приморья заканчивается первого апреля. Значение Чукотки для нас возрастает. Усильте борьбу с преступным большевистским элементом. Чукотка должна быть подготовлена к приему наших людей. Поддерживайте лояльно относящиеся к нам торговые круги. Средствах не стесняйтесь. Помощь вам ближайшее время прибудет русский полковник. Началом навигации возможно прибытие нашего крейсера Анадырский лиман. Не допускайте настроений пользу Японии. Переворот Ново-Мариинске, уничтожение ревкома должно быть одобрено населением. Оформить документ».

— Вот кому понадобились наши подписи! — гневно проговорил Виталий Нурмилет.

— Чукотка — жирный кусок, — Баляев так взглянул на Учватова, что тот вздрогнул, стал как будто меньше. — А есть сволочи, которые помогают в этот кусок американцам покрепче зубами вцепиться.

— Не мешай, — попросил Клещин. — Читай, Давид.

«Сохраняйте внешне форму Советов, популярных настоящее время населения. Поступление товаров Чукотку должно быть только из Штатов. Необходимо убедить население, что только Штаты их спасут. Другая помощь невозможна. Полностью ликвидируйте следы деятельности ревкома. Поощряйте частную инициативу. Установите возможность будущем образования автономного Анадырского правительства, создания вооруженных сил. Оружие будет доставлено началом навигации. Чаще информируйте положении уезде. Томас. Ном».

— Когда это передавали? — спросил Каморный.

— Три дня назад. — Учватов едва говорил. Он видел, с какой ненавистью смотрели на него, и опасался, что люди сейчас выместят на нем свой гнев. Он торопился все высказать. — Ном позвал мистера Рули к аппарату, и он сам вел передачу и прием. Я все это на слух запомнил и потом записал.

— И дальше пиши! — приказал Баляев. — Нам пригодится.

— Конечно, конечно! — обрадованно закивал Учватов.

— Жаль, что нет у тебя записей о России, — пожалел Каморный. — Что там делается?

— Как же! — с готовностью отозвался Учватов. — Есть, есть! Там, дальше! — Он привстал на цыпочки и дотронулся пальцем до тетрадки. — Во второй половине ее. Я о России отдельно записывал.

— Ну и ну! — крутнул головой Каморный и, полистав тетрадь, нашел новую запись. Она занимала всего лишь несколько строк:

«25 марта Вашингтон передавал, что Ленин решил строить много электростанций в России. Американцы говорят, что в это никто в мире не верит».

Каморный захлопнул тетрадку:

— Все!

— Мало! — разочаровался Клещин.

— Я не успел, я… — Учватов оправдывался, как провинившийся школьник.

— Ладно тебе! — Каморный указал ему на стол. — Соединяй нас с Петропавловском.

Учватов торопливо надел дрожащими руками наушники, включил аппаратуру и стал вызывать Петропавловск. Товарищи подозрительно за ним следили. Каморный подумал, что они уже долго находятся на радиостанции. Он спросил Копыткина:

— Как там?

Шахтер заглянул в приоткрытую дверь в моторную, улыбнулся, сказал про моториста:

— Дрыхнет.

Было спокойно и в коридоре. Часовой вел себя послушно. Братья Нурмилет поблескивали глазами. Они были довольны приключением и не спрятали в карманы оружие, как другие. Учватов, поворачивавший ручки настройки, замер, потом быстро застучал ключом, повернулся к Каморному, кивнул:

— Петропавловск! Дежурный телеграфист. Что передавать? — он сдвинул наушники, чтобы слышать, что ему будет диктовать Каморный. Давид замялся. Он не знал, что же главное сказать, и обратился к Клещину:

— Давай.

— Спроси, кто у власти в Петропавловске.

Учватов, не убиравший руки с ключа, сказал:

— Там губревком.

— Тогда… — Клещин задумался, подбирая слова, но Каморный уже диктовал, и Учватов отстукивал:

— Срочно позовите к аппарату председателя ревкома!

Петропавловск ответил, что до ревкома далеко и некого послать. Каморный настаивал.

— Очень важное сообщение.

«Передавайте. Буду принимать», — предложил Петропавловск.

— Эх, дьявол! — с досадой произнес Баляев: — Дрыхнут там, а тут дело такое.

«Почему молчите? — запрашивал Петропавловск. — Будете передавать или нет?»

— Будем! — Каморный нагнулся над Учватовым и заговорил, а тот дробно застучал ключом:

— Докладывают член Анадырского ревкома Клещин и член Марковского Совета Каморный. Власть в Ново-Мариинске захватили коммерсанты и колчаковцы. Назвались Советом. Ревком расстрелян. Уцелело только двое. Пользуемся телеграфом случайно. Уходим в Марково. Будем бороться, и Советская власть будет на всей северной земле. Да здравствуют Советская власть, Россия и Ленин! Мы с ними! Не верьте сообщениям Анадырского Совета. Они враги Советской власти! Клещин, Каморный».