Фёдор Пудалов - Лоцман кембрийского моря

И вышел на площадь перед сельсоветом царский полный генерал флота и член императорской Академии наук, сказал вымьваильцам:

— Кто из вас знает математику?

Комсомольцы притаились, и Вася промолчал.

— Кто из вас имеет высшее образование? — спросил всемирно известный ученый, по-деловому спросил, без обиды. Но лесорубы насторожились, потому что боялись издевательства.

— Кто имеет среднее образование?

Но Вася не знал, что такое среднее образование. Ученый сказал:

— Всякий должен знать, чем и как обеспечивается безопасность корабля в плавании. Главнейшие понятия и выводы, достигнутые вычислением и расчетом, мы постараемся изложить вам. Вы сумеете сами проверить эти выводы, когда научитесь делать все вычисления. А пока что вам придется принимать на веру.

Один из экспедиторских крикнул ему:

— Смотри! — облил нефтью камень и зажег, камень загорелся.

И Вася поехал в Ухту с уполномоченными от кооперации за керосином или за нефтью. В Ухте он увидел нефтяные промыслы. И чтобы понять эти бреды, или сны, или бессонные больничные мечтания о детстве, надо знать, что хмурый Игнат Зырянов рано ушел со старшими сыновьями к верховьям Выми заготовить сено для лошади и для коровы, на месте будущей рубки леса. А пока Игнатий и некоторые другие лесорубы косили на лесных делянках и осматривали деревья, кулаки назначили Власия Попова комбедом.

Дома косила мать и сама ставила стога. Траву косить — это удовольствие.

Она и на все остальное находила время: напрясть, и наткать, и пошить, и помыть одежду. Она и ночью не знала покоя. Весной она вспахала и посеяла, после сенокоса сжала рожь и заскирдовала. Пахать и сеять на Выми — дело женское. Эти ее дела не касались мужчин.

Дело мужчин — уйти в сентябре с ружьем за сотни километров, по топким болотам целыми днями гоняться за зверем, в зимнюю стужу стрелять белку и поднимать медведя. Спать в курной избушке, в шалаше из веток, в декабре притащить в свой дом добычу. Тут же и уйти обратно в лес — на рубку, до весны.

Пока светло, валить лес и зачищать от сучьев, от коры. В сумерки возить, дотемна. Поспать и опять возить, до рассвета, а тогда опять валить и возить — чтобы успеть штук восемьсот деревьев свалить и вывезти на одной лошади!

Вот это — мужское дело. Геройство! А больше всего нравилось Васе лоцманское занятие. Стой или сиди на помосте, созерцай и думай о том, что видишь. Думай! На лоцманской работе думается легко.

Но мужское дело такое, что надо и от самой тяжелой части не отказываться.

Игнат с большим опозданием вернулся с сенокоса, и сразу мать встретила досадой:

— Кору не привез?.. А что будем есть? Комбед Влас Попов тебе даст? У тестя из амбара выгребет для тебя.

— Привез кору, ешь, — сердито сказал Игнат, и мать примолкла от огорчения.

Игнат не понял, что такое комбед, но он хорошо знал, кто такой Власий Попов, зять первого кулака. Мать рассказала: приезжал «оратор», толковал с людьми, какие были дома. Сказал, что скупщики-торговцы обирают охотника и держат в неоплатных долгах. Один старый охотник подтвердил ему: «Нет долгов — беличья шкурка десять копеек; есть — тогда отдавай за восемь копеек. А как охотнику быть без долгов, когда они тянутся от прапрадеда моего? И возрастают по особым процентам…»

Кулаки и скупщики послушали и велели выбрать председателем комитета бедноты Власия Попова.

И думали вымьваильцы, хочешь не хочешь, день за днем и даже ночью учились думать. О самом немыслимом.

Дядька-большевик научил старших Васиных братьев и еще несколько человек устроить партийную ячейку. Они взяли в свои руки совет и комбед. У младших не было устава Коммунистического Союза Молодежи, и они назвались Союзом молодых коммунистов. Над ними посмеялись, оттого что Митька пришел домой зареванный: опять не взяли из-за малолетства.

Но Митька не отчаялся. Он по примеру братьев организовал сам ячейку под классово четким и общепонятным названием: «Союз-комбед против пузатых». У него было гораздо больше членов и сочувствующих, чем у братьев и у Васи…

Вася с двоюродным Ваней, которому исполнилось семнадцать лет, ходили на пасмурном осеннем просторе деревенской улицы, и желтоволосый Митька, одиннадцатилетний, старался шагать по-взрослому рядом с ними.

Шли, поглядывали на окна вверхи по-над поленницами дров, притиснутыми к бревенчатым глухим стенам. Из иной избы выходил приятель на висячее крылечко и спускался с двухэтажной узкой лесенки. Они стояли некоторое время беседуя, и Митька тоже старался вставить свое слово. Потом приятель возвращался в избу, а они шли дальше, и Митька, чудак, не отставал по слякоти.

Вася рассказывал о том, как сумели счетоводы, знакомые ему в конторах, научиться грамоте, — один у другого. За деньги, понятно! Потом отдавали из жалованья, с процентами. Но у Васи отец отберет весь заработок, не позволит платить за ученье.

— А давай в Усть-Сысольск?.. Как-нибудь проживем и учиться будем. Сказано — свобода! Значит, и учиться можно…

— Да, свобода! Это солдатам свобода от войны вышла. А нам какая может быть свобода — от работы?.. От корма? — сказал Вася хмуро.

— А может, и есть свобода какая-то в России, да в нашем Совете пожгли ее?.. — сказал Ваня. — Вот бы прочитать, что они пожгли!

А легкомысленный кудрявый Митька чинно шлепал по жидкой грязи разбитыми лапотками и жалобно выкрикивал, что он тоже хочет учиться и тоже хочет свободы бежать с ними в Усть-Сысольск.

Отец, раздраженный безнадежностью заботы, стал резок и груб в семье. Его тем более сердили мечтания сына о грамоте и возмущали ребяческие расспросы о нутре земли и тому подобной забаве.

— Ты теперь лоцман, — сказал отец.

— Известный на всей Выми, — прищемил старший брат.

— Забудь баловство, — сказала мать.

Скоро Митька доказал, что не напрасно посещал собрания Васи и Вани и подслушивал в ячейке у собственных братьев-большевиков. Митька произносил на митингах «Союз-комбеда против пузатых» самые революционные речи, которые могли в некотором отношении послужить примером для старших братьев и отцов.

По утрам активисты-малолетки бежали белой улицей и кричали на морозе:

— Союз-комбед!.. Собирайся на митиньку!

Тотчас многочисленные члены и еще больше сочувствующих летели вдогонку и тоже кричали.

Митька не перенимал у старших некритически. То, что ему не нравилось, он отвергал, исправлял и дополнял. Больше всего ему не нравилась у братьев наклонность говорить на собраниях неопределенно и безыменно. Митька вносил в свои речи точность и срочность. Он называл пузатых по именам и назначил реквизиции с воскресенья.