Петр Петров - Крутые перевалы

Силыч клюнул в дерево носом топора и передернул рыжими зарослями бровей:

— Сами маловато завезли… Покормить — милости просим, а за запасом ступайте в Рыбинское.

Но артельного оборвал Самоха:

— Не греши, мужик… Будто не охотник, слова трясешь… У людей ребро за ребро заходит, а ты что поешь?

Корней Силыч уронил взгляд в землю, будто бросил туда свою неловкость. Колхозники снисходительно посмеивались, иным было конфузно за своего старшего.

— А ежели нам выходить в Рыбное, то кому убыток? — наседал подбодренный Самоха.

— Знамо не нам, — заступился за артельного смугловатый парень без фуражки.

— То-то, понятиев у тебя под кудряшами нету… Значит, и советская власть мериканская?

Вокруг пронесся дружный смех, слившийся с треском подрубленных деревьев.

— Нам, ровно, и совестно отказ-то делать своим, — не выдержал худотелый и вихлявый мужик с шрамом на носу.

— Да, видно, надо найтить, — вздохнул Силыч, смутившись взгляда товарищей, — шагайте до балагана.

— Так бы и сказал, — подмигнул Стефании Самоха. Они зашли под нависшую скалу, где был расположен стан первой рыбинской артели. Рядом, около едучего курева, махали хвостами обуреваемые мошкарой лошади и валялись по мягкому мху, высунув языки, собаки. В балагане было темно и прохладно.

— Вот глухаря зажаривайте, — гостеприимно предложил старший.

Сибирский скорый летящий птицей прорезал просторы зазеленевших полей. В окна коричневых вагонов ветер приносил зной и пахучую цветочную пыль. Навстречу скорому летели то громадные массивы колхозных полей, то пенящиеся зеленые луга, то темные разливы лесов.

Пастиков часто выходил на станцию для того, чтобы купить газету, и до следующей остановки пробегал ее по заголовкам. Он почему-то надеялся, что о Шайтан-поле непременно напишут в краевых газетах, а то и в центральных. Но так до самого места и не вычитал желанных строк.

После долгого пребывания в районе, и особенно в тайге, шум города отчасти ошеломил, отчасти успокоил его. Начиная от реки и по всем окраинам желтели, краснели и белели многоэтажные постройки: некоторые из них заканчивались, другие закладывались, над третьими возвышались стропила и черные фабричные трубы. На этих самых окраинах он, во время боев с юнкерами, валялся в снежных окопах. Теперь же центр бывшего торгово-мещанского города уступал место новому, высоко взметнувшемуся к небу крышами.

«Вот на один только такой дом дали бы средств, и хозяйство Шайтан-поля крепко стало бы на ноги», — думал он.

Хождения Пастикова начались со следующего дня. Утром, еще до начала занятий, его задержала около вешалки женщина швейцар.

— Рано еще, товарищ.

— Как рано? Да во что же у вас здесь спят?

— А ты почему не с вечера пришел?

И он сидел на железном диванчике, наблюдая встречный людской и машинный водоворот большой улицы. Но на каланчах отстукало девять, и по лестницам охотхозяйственного треста загрохотали сотни сапог, ботинок, башмаков. В первой комнате он остановил человека в очках, с острой, как морковка, бородкой. Тот даже попятился, оглядывая пыльного, пропахшего тайгой человека.

— Где у вас тут отдел, который организует ну… новые совхозы?

— Понятия не имею, — человек дернул костлявыми плечами. — Вы обратитесь в оргсектор или в кадры.

— Но причем здесь кадры?

— А просто на всякий случай.

— Слепая мышь, — буркнул Пастиков.

Из оргсектора его направили в четвертую комнату к зоопрофессору Пыжикову. Небольшой располневший человек чистил бумажкой мраморный чернильный прибор. Пастиков хрустнул бумагами, зажатыми в кулак.

Профессору позвонили в телефон, и опять пришлось несколько минут рассматривать на картинках сибирских зверей. Пастиков уже увлекся пятнистым оленем, когда раздался бархатный баритон:

— Я вас слушаю, товарищ.

— Я насчет работы на Шайтан-поле.

— Так… Я знаю о разведке, посланной в те края научно-исследовательским институтом… По-моему, оттуда и следует начинать. А мы ни о каких работах еще не имели суждения…

Больше прежнего припадая на короткую ногу, Пастиков прокружил до обеда по закоулкам сложных коридоров и перед концом занятий ввалился к одному из больших людей треста. Здесь, по краям красного стола, уставленного экзотическими лепками, сидели две нарядные дамы и пожилой мужчина. Большой человек закинул гладко причесанную голову к спинке кресла и стремительно оглянул пришедшего.

— Тут у вас тяжелее ходить, чем по таежным горам.

Пастиков громко выдохнул и опустился на стул, потеснив одну из дам. Розовая щека начальника дернулась.

— Я не понимаю вас, товарищ?

— А вот походите с мое, тогда поймете.

— В этом нет надобности… Давайте ближе к делу.

— Разведку посылали… на Шайтан-поле?

— Мы все разведки ведем через научно-исследовательский институт.

— Слыхал!

— Ну, и что же?

— Так с вашими же мандатами приехали туда люди!

— Это ничего не значит… Экспедиции наряжаются из помянутого института… Но вам что, собственно, нужно?

— Нужны деньги на организацию охотрыбацкого совхоза.

— Мы пока не предполагали по плану такого совхоза и вообще денег зря не бросаем… Это вам, как советскому работнику, должно быть известно… Но нужно потолковать…

— Там уже сотни рабочих корчуют тайгу… Вы посмотрите результаты разведки…

— Вот что! — начальник учреждения насупил рыжие брови и крепко нажал локтями на стол.

Пастиков взмок, как после парной бани. И таежный пот далеко не по вкусу пришелся поджавшим губки дамам. Начальник откинулся в кресло.

— Ну, хорошо, товарищ… Может быть там и выгодное предприятие, но мы без санкции директивных организаций таких крупных дел не решаем… Заходите завтра, а я соберу сведения.

В тот же день Пастиков добился свидания со знаменитым профессором Тяпиным, который выпустил книгу о камасинском племени. Профессор еще до мировой войны посетил улус и в шутку звал камасинцев «мой народ». Он же сосредоточил у себя всю переписку Пастикова.

Иконописный старик, похожий на русского Николу, продержал таежного гостя несколько часов только потому, что собирался выпустить вторую книгу о своем народце.

— Вот вы расскажите-ка о браках, — ученый умильно смотрел в утомленные глаза посетителя, — правда ли, что у них наблюдаются случаи полигамии? Или вот, погребальный обряд…

— Ничего не знаю, — багровел Пастиков. — Вы скажите, удастся или нет мне завтра же достать через институт денег?.. Ведь там разведка и три-четыре сотни колхозников.

— Совершенно вам сочувствую… Но… трудно ставить вопрос, пока не обработаны ваши материалы академическим способом… Впрочем, есть еще одно учреждение, в которое не мешает толкнуться — Комитет Севера.