Петр Петров - Крутые перевалы

— Да какая оказия с вами, ребята?! В улусе чем-нибудь развеселили?

— Просто надо отдохнуть, — объяснила Стефания. — Ведь совхоз-то растет. Фабрику строим!

— Ах вы, черти! Ну и хорошо! — Пастиков бегал по комнате, припадая на короткую ногу и смахивая с лица пот.

— Ну да… Отдохнем. Анна, зови Самоху! Загуляем, что ли.

Это был первый вечер за самоваром и сковородой жареных хариусов. Домовитая Анна извлекла откуда-то литр настойки и шумно поставила ее на стол.

— Петя! Ведь мы не по порядку женились, — усмехалась она. — Ровно пора бы и по закону зажить.

В такт ей пришлепывал броднем Самоха.

— И эх-а, баба-то тебе досталась!

И уже под утро, когда на столе грудились рыбьи скелеты, он изрек свои пожелания:

— Слышь, Петро! Чтоб обязательно сын был.

— Ну-ну, тебя в кумовья позовем! — разошлась Анна.

Северные ветра сшибали с кедров шишку-паданку. Вокруг Шайтан-поля пропадало ореховое богатство. Проворные белки, зобатые бурундуки запасали в гнезда зимний корм. Над тайгой без умолку стрекотали кедровки. Ветра мешали ловить рыбу. Целую неделю Самоха развешивал на берегу пустые невода, спорил с рыбоведами.

После неприятного разговора с администрацией он созвал свою артель и пригласил на рыбалку Пастикова. Молодой рыбовед в широких очках стоял на берегу, рассматривая в бинокль волнующееся озеро. Настраивая лодку, Самоха говорил:

— Вот вы не верите, что ветром прогнало рыбу вглубь, я вам докажу на практике. Все улова я облазил здесь и хошь бы мулявка какая зацепилась в сетях.

Рыбовед тряхнул плечами:

— Это деревенское, не научное объяснение, Кутенин. К осени рыба, видимо, переходит в другие улова. Их и надо отыскивать.

У Самохи от досады раздувались ноздри, еще больше морщилось старушечье лицо.

— По-научному мы не знаем, товарищ техник… А только на простой ум понятно, что вода для рыбы везде одинакова. За каким чертом тварь пойдет бродяжить, если ей не делают перепугу.

Пастиков рассмеялся и взялся за весла. В переднюю лодку сели рыбовед и Самоха. Волны звонко плескались в нос, с борта, шипели, оставаясь позади.

Артель держалась около берега. До соединения перешейка озера с Сыгырдой с неимоверными препятствиями нужно было приплыть до сумерек. Рыбаки сбросили пожитки, на мелких местах проталкивали лодки шестами. Самоха злился, работал, как всегда, с мокрым лбом.

— Наплюйте мне в глаза и уши, если поймаете что-нибудь, — не унимался он. — Чертополоху там много, а не рыбы.

— И наплюем, — лукаво улыбался Пастиков. — Ты говорил, что здесь осетров нет, а их поймали.

— Это из Сыгырды занесло каких-то дуроплясов.

— Значит, промазала ваша милость!

Волны на озере редели. К вечеру ветер повернул косым сечением с запада на юго-восток. Лодки течением прибивало к южному берегу. Люди теряли силы, ход замедлялся. К перешейку подплыли в сумерках. Вода полиловела. Край неба розовым ободком окрасила вечерняя заря, обещая перемену погоды. Далеко, на увядающих травах Шайтан-поля лежали отсветы проясняющегося неба.

Самоха размял отекшие от сидения ноги и привычным глазом облюбовал углом выдавшееся из черты берега тихое улово.

— Здесь метнем! — крикнул он артельщикам.

Рыбаки приготовились, с лодки загремели шесты. Невод медленно описывал полукруг. Деревянные наплава колебало течением, тянуло к перешейку, где виднелась рябь быстреца.

Пастиков, рыбовед и часть рабочих ждали на берегу.

Первая лодка шла на закругление медленно. Самоха, опоясав себя бечевкой, изо всех сил толкал ее к отлогому месту песчаной косы. Под железным наконечником шеста хрустела речниковая галька.

— Рыбой тут и не пахнет, — сказал он, бросая на берег веревку.

— Нынче ворожеям не год, — шутил Пастиков.

Рыбовед протирал очки, беспокойно топтался на месте.

— Может быть, ее сразу всю и выловили, — делали свои замечания рабочие.

— Так бывает… Жил табунок под тем берегом, вот и заневодили его сразу… Вот тебе и фабрика!

— Чего вы ахинею несете… Столько воды… Сдурели люди.

До половины невод прошел пустой. Пастиков перестал улыбаться, потемнел лицом и бросил тетиву. Но наблюдавший за срединой невода Самоха, громко крикнул:

— Тяните живее!

Рыбаки заторопились. Под ногами захрустела галька. Около самых наплавов взбулькнул хвостом первый сиг. За ним взбелели животами хариусы. Чем быстрее шел на берег невод, тем гуще плескалась и вырывалась из ячеек невода рыба.

— Ну, как? — усмехнулся рыбовед, глядя на хороший улов.

Самоха снял шапку и подошел к Пастикову.

— Плюй!

Рыбаки дружно рассмеялись. Темнело. Над озером прокурлыкали запоздалые журавли.

— Налаживайте костер! — распорядился Пастиков.

Рабочие начали собирать высохшие валежины. Самоха обтесывал рогулины для сушки снасти. Между делом перебрасывались замечаниями о новых песках. Рыбовед с Пастиковым переплыли перешеек и, осмотрев берег, вернулись повеселевшими.

— Умирать тебе надо, Самойло Петрович, — сказал Пастиков.

— Как так?

— Все хвастаешь, что много знаешь по таежному делу. А выходит, ты еще в двести лет не научишься азбуке. Посмотри, какие берега.

— Ну, это ты не проспался сегодня. Гляди, Анна Ивановна не любовала на правой ручке.

— Вот тебя когда положат на ручку, не дождешься, видать.

Около костра расстелили брезент. Дождались, пока под дровами образовалась зола. Самоха закопал в нее с десяток крупных ленков и, облизывая сухие губы, сказал:

— Век живи — век ешь, а лучше печеного ленка не придумаешь.

— Погреться бы, — кашлянул один из рабочих.

— У нашего хозяина не погреешься. — Самоха взглянул на Пастикова и выкопал палочкой рыбину. — Эх, ребята, горячее, не погано!

Он ободрал с ленка шкуру и, подсаливая розовое мясо, начал есть, обжигаясь и отпыхиваясь.

Рыбаки укладывались на ночлег, когда в кустах на другой стороне перешейка затрещали кусты. Там упал со стоном человек.

Рыбаки пошли к берегу. Самоха сдвинул лодку и поплыл. Вскоре он перевез обессилевшего Василия Кушненко. Пришельца посадили к огню. Пастиков подживил костер. Василий ел жадно рыбу и виновато, украдкой, рассматривал окружающих. Глаза его приобрели оттенок глаз зверя, попавшего в ловушку. Пастикова он не узнавал до тех пор, пока тот не заговорил:

— Ну как, отвоевал, Василий?

— Отвоевал, будь оно сто раз проклято. — Кушненко смял в широкой ладони, загрубелой, как древесная кора, рыбий скелет и бросил его на огонь. — Хоть стреляйте, хоть топите, а пришел к вам. Не бог, а леший меня запутал.

Рыбаки молчали Только Самоха, подав Кушненке свою трубку, спросил:

— На корме управлять можешь?

— А как же… сызмальства на этом деле… Сноровим не хуже кого.