Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

— А то — требуют к этому вопросу вернуться еще раз.

Каширин застыл.

— Ну что ж, — сказал он после недлинной паузы, — выполняйте их волю, коль так.

Зуйков самодовольно приподнял руку:

— Спокойно, Афанасий Львович, спокойно! — Ну копия Сомов! — От нас тоже кое-что зависит!

Каширин, конечно же, понимал, какой смысл вкладывал в последнюю фразу Зуйков, однако сделал вид, что он наивен.

— Понимаю, понимаю, — многозначительно покивал он.

— И мы этого не допустим, Афанасий Львович, чтоб над вами издевались! — Голос Зуйкова звучал строго и уверенно. И все же это была просто игра, актерство было — Каширин улавливал. Зуйков решил, по-видимому, его переиграть, а если быть точнее — запугать, чтоб он, Каширин, не очень катил на него бочку, словом, чтоб сверчок, Каширин, значит, знал свой шесток — такова программа Зуйкова.

— Спасибо, — поблагодарил того Каширин.

— Не за что, Афанасий Львович.

— Ну как же, вы отстаиваете истину, а это важно.

— Да, да, — согласился Зуйков.

Каширин помедлил.

— Скажите, — поинтересовался он, — Маланьева вам какие-нибудь документы показывала?

— Было дело, — Зуйков махнул: — У нее уже не все дома. Старая она чересчур, вот ролики за шарики и заходят. Ну, показала она метрику, ну, свидетельство о рождении, и то чужое. Какую-то она женщину называла, утверждала, будто она и есть мать Каширина, то есть ваша, Афанасий Львович. Маланьева говорила, — продолжал он, — будто та женщина родила вас от бывшего кулака, гулял тот с ней, она и родила, а потом, ну, когда круговерть та завертелась, ну, борьба с кулачеством, женщина та ребеночка, то есть вас, Афанасий Львович, и вынесла в тряпочках на дорогу, а сама покончила с собой, по-видимому, ответственности забоялась. А в то времечко как раз вроде бы ваша мамаша и проезжала по дороге и захватила вас, пожалела ребеночка. А Маланьева всю эту картину наблюдала. Она и метрики той женщины у себя припрятала, на всякий случай, говорит. А случай теперь и подпал. Вот какая историйка, Афанасий Львович. Но я этой ее историйке ничуть не поверил — старая она, Маланьева, наговаривает бог знает что. Ведь верно, что наговаривает, Афанасий Львович? — Зуйков прищуренно посмотрел на Каширина, так, будто проверял реакцию на сказанное.

Каширин неопределенно как-то пожал плечами, однако тотчас спохватился:

— Конечно! Конечно! Чтоб вы знали, — поделился он с Зуйковым, — днями я ездил в Кирпили, в бывшее свое село, и говорил там с одним человеком по этому вопросу. Если бы так было, как утверждает эта старуха, он бы подтвердил, он хорошо знал моих родителей, мать в особенности. Я думаю, такой факт вряд ли остался бы без внимания.

— Да, да, — соглашаясь, покивал Зуйков. — Вы правы, Афанасий Львович. — Он закончил первое и приступил кв второму. — Вот что еще, кстати, раскрылось при проверке, — сообщил Зуйков, — оказывается, старуха эта, Маланьева, сама из бывших кулацких, да, да, представьте, Афанасий Львович! Это тем более исправляет положение. Сами понимаете, что ее двигало к этому — жажда прибыли, ради богатства старуха на все готова, даже на такой шаг, на который она пошла, — слово «шаг» Зуйков выделил как бы особенно. — Ну и историйка! Как в лучших домах Лондона! — и поправил упавшую прядь волос.

Каширин не возражал — оно и на самом деле было так, выглядело поначалу загадочно.

— Так что все в порядке, Афанасий Львович, — еще раз подчеркнул Зуйков, — все наконец выяснилось.

— Ну, что ж, и хорошо, что выяснилось, — спокойно сказал Каширин и поднялся из-за стола.

Зинуля и сама не понимала, как все вышло. Вот пыталась она в себе разобраться, в своих чувствах, а не могла. Но была еще уверена, что все будет так, как решит она. Иначе и быть не может, иначе она окажется предательницей. Как потом она будет смотреть Ване в глаза, а? Как? Не-ет, она все исправит, вернет все в прежнее русло.

А было оно, это русло вообще, вдруг поймала себя на мысли Зинуля, было! Трудно сказать однозначно: да или нет. Ей, кажется, что было, и Ваня в последнее время как будто изменился, и отношения к ней свои тоже как будто изменил. Но почему он не едет к ней, почему не ищет с ней встреч? Очень занят? Да. Но… Был он однажды в Разбавино, спрашивал ее. Только этого разве достаточно? Ну, конечно же, нет. Вот она и мучается теперь, вся в сомнениях — да, нет…

А все, между прочим, девочки придумали, это они ее надоумили согласиться пойти на свидание со светловолосым парнем. А точнее если, Алевтина, она, ненормальная! Говорит: она, Зинуля, любит Ваню, а он ее? Во-о, неизвестно. А чтоб в конце концов полюбил, его проучить надо. Как сделать это? Просто — пойти на свидание к другому. Ваня узнает — от ревности изойдет. Он тогда забегает, как скаковая лошадь, мужчин нужно знать, изучить их психологию. Короче, с ними вести необходимо от обратного — не обращают внимание, и ты делай то же самое. Потом не отстанут, проверено.

Катенька, когда Алевтина это рассказывала, подмигивала: есть, есть в том резон, мол, послушайся дельного совета.

Зинуля думать даже боялась идти на свидание, дрожала, что осиновый листочек, только лишь представив эту картину, когда она идет на свидание. Но все же подчинилась воле подруг, и вот она прохаживается у Белых прудов, в полдень, как и было намечено. Она идет рядом с высоким светловолосым парнем и все еще дрожит, никак не может взять себя в руки. Но волнение не от того, что она боится этого парня — она ни за что не хочет никого обманывать, тем более своего Ваню. Что он подумает о ней, если вдруг узнает? О-о, страшно, страшно!

Она идет молча, думает о своем. Парень, по-видимому, тоже думает о чем-то своем.

Когда они встретились, он представился: его зовут Коля, Николай. А как ее зовут, он уже знает, он о ней уже почти все разузнал: и откуда она, и чем в Разбавино занимается, и кто у нее здесь знакомые. Хваткий, подумала о нем Зинуля. Ну, что ж, заметила она, тогда ей легче, ничего не надо о себе рассказывать.

Выяснилось, Коля работает спасателем именно здесь, на Белых прудах. Он окончил десятилетку, затем политехнический институт, но инженером не стал, как объяснил он сам, не вышло это у него по семейным обстоятельствам — тяжело болен отец, за ним нужен присмотр, а мать у него слабенькая, одна не управляется, вот он и при родителях. Как стал спасателем? Обыкновенно. Когда учился в институте, занимался плаванием, причем серьезно, участвовал даже в соревнованиях и выигрывал призы. Вот плавание это ему тут и пригодилось, иначе, говорили, не взяли бы, им человек подготовленный нужен, спасателям, чтоб в самую-самую трудную минуту не забоялся и все сделал, что надо. Работа Коле эта нравится, хотя она для него не навсегда, у него другое направление, ему хочется стать журналистом, много ездить, видеть, чтоб потом обо всем этом написать. У Коли уже и пробы пера имеются — его печатала районная газета. В первый раз ли описал, каковы цели и задачи ОСВОДа и чем они, лично их команда, здесь, на Белых прудах, занимаются, во второй же — рассказал о водном празднике, состоявшемся у них в честь окончания уборочной страды. Это, кстати, была его инициатива, он же больше всех и занимался праздником. Но то пробы плюсового характера, если так можно выразиться, а теперь у него появилась иная тема, серьезная, проблемная: он хочет написать о Белых прудах. Когда Коля об этом заговорил, Зинуля приподняла голову: а праздник, о котором он писал, разве это несерьезно? А то, как они должны спасать утопающих? Коля усмехнулся: она его не поняла, и объяснил, что он имел в виду под словом «серьезная» — раньше Белые пруды были настоящие белые, вода в них прозрачная, рыбу на дне увидишь, как она там играет, резвится, а теперь ничего этого и близко нет, пруды загрязнили, дно все илом затянуло, куда сейчас не ступишь — по колено муляки, словом, грязища одна. Это и есть проблема, вот что значит серьезная тема, поняла она? Зинуля согласно кивнула в ответ. А Коля продолжал: тема-то, конечно, интересная, однако трудно ему будет поднять ее, он уже это чувствует. Почему, спросила Зинуля? А никому это не нужно, напротив, всяк стремится у него на пути препон поставить, потому как понимает — ему же за то потом и отвечать придется, имеется в виду тот, кто обязан присматривать за Белыми прудами. Далеко ходить не надо, днями он, Коля, ходил на прием к председателю райисполкома и просил того обратить на Белые пруды внимание. Ну и что? Председатель выслушал внимательно, записал для себя что-то в блокнот — и все, сказал, идите, разберемся. Разобрались? Тишина. А вчера он у председателя еще раз был. И снова тот пообещал вникнуть в суть дела. Но это же просто обещания, ему-то уж все это знакомо. Не-ет, Белые пруды он в обиду не даст, в доску разобьется, а проблему решит, чего бы ему это ни стоило!