Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

— Бурно выходили из вашего кабинета.

— Ничего, — уже в спокойном тоне произнес Афанасий Львович, — во всяком деле шум случается, главное, чтоб шум тот не перешел в норму, не кричать на людей надо — втолковывать, втолковывать им, а затем спрашивать по всем правилам. Деньги получают — пусть, как следует их отрабатывают, любят на саночках кататься — пускай тащат их на гору.

— К слову! Вы, Афанасий Львович, о горе вспомнили, а я тут же о Прокине, — заговорил Ванька. — Ну что, больше он не давал о себе знать, не заходил к вам вчера?

— Не заходил.

— Он меня сторонится. Я ему: здравствуйте, Михаил Степанович, а он молчит. Сычом смотрит.

Каширин усмехнулся:

— А ты что ж, не догадываешься, отчего?

— Догадываюсь.

— То-то же! Чует кошка, чье мясо съела!

— Это вы о ком, Афанасий Львович?

— О тебе, Иван Иванович, о тебе, дорогой!

— А к чему? При чем тут мясо?

— Ну как же? Неужели ты такой твердолобый, что не сообразишь сразу? Катерину-то Прокину соблазнил!

У Ваньки тотчас застучало в висках — началось! Теперь все Кирпили узнают о том, что он у Катерины в городе был!

— Кто вам сказал, Афанасий Львович, что я ее соблазнил?

— Никто, сам до этого дошел. Раз жениться собирался, значит, соблазнил.

Ваньке немного стало легче:

— А-а, вы о прошлом, о том, что когда-то было.

Каширин вопросительно посмотрел на него:

— А у тебя что, — он сделал паузу, — и теперь с ней отношения крепкие?

— С кем? — Ванька явно проговорился, надо же!

— Ну с кем, с кем, с Екатериной Прокиной, конечно, — объяснил Каширин.

Ванька взмолился:

— Афанасий Львович, давай про бригаду, про кирпичный завод, вообще про дела колхозные, а? — Не заметил, как на «ты» перешел.

Каширин поднял руки:

— Да-да, Иван Иванович, прости, бью тебя по больному месту и не чувствую этого — бесчеловечно с моей стороны, слов нет!

Заговорили о делах. Председатель сообщил, что за оборудованием для завода на станцию уже поехали, нынче, возможно, и привезут его, если, конечно, успеют, все-таки железок много. Ванька тут же поделился, что ему три дня назад довелось на станции уголь разгружать из вагона, так он видел там оборудование. Это как раз, признался, и послужило толчком изменить свое решение и вернуться в колхоз.

Потом заговорили о составе бригады, кого в нее включить, — бригада для печей пророет нишу, выкладет ее, а позже и первый кирпич обжигать будет, ей предоставят это право, с почетом чтоб, с митингом. Одним словом, должно быть все красиво! Не на бумаге — на деле.

— Будет, будет, — заверил Каширина Ванька. — Я не сомневаюсь.

— Я тоже, — поддержал председатель. Помолчав немного, он продолжил: — Кого же мы в бригаду возьмем?

— Один человек у меня на примете уже есть, — сообщил Ванька.

— Кто?

— Леня… — Ванька назвал имя, а фамилии, оказывается, не знал, Леня да Леня, и спросить у того не догадался, вот балда балдович! — Фамилию вот только не припомню, — соврал он.

— Он откуда, Леня-то этот?

— Из Заречного.

— Из Заречного? Он что, ходить сюда будет?

— Да.

— Ну-ну. — Каширин помозговал. — Ну, а здоровье как у него? Мужик крепкий, на ногах устойчивый?

— Пойдет, Афанасий Львович, — Ванька опять маленько схитрил. Не стал объяснять — еще Каширин передумает, упрется — и все, хоть ломай потом копья, хоть нет — бесполезно.

— Так, ну, двое. А нам еще, как минимум, четверых. Вшестером пока справитесь?

— Вшестером? Попробуем, Афанасий Львович. Только вы же и трактора обещали.

— Трактора будут, — подтвердил Каширин. — Значит, с моей стороны один человек тоже имеется: Оглоблин Прокоп. Я с ним вчера перед тобой разговаривал, он согласился.

— Оглоблин? — Ванька скривил лицо.

— Э-э, брат, других у меня нет, — хмыкнул председатель. — Подбирай из тех, какие у меня есть. Я сам ломаю голову, пока достойного подберу на должность — в колхозе, знаешь, сколько специалистов?.. И рад бы в рай, да грехи не пускают.

Ванька промолчал — это так, конечно, какой может идти разговор.

— Из бульдозеристов? Он у нас один на весь колхоз — Венька Малышев. Он у вас будет работать, а когда нужно, на время заберут — не заказывать же бульдозер из другого хозяйства, верно?

Ванька согласился.

Каширин посмотрел в окно — там стояли мужики. Ему, по-видимому, показалось, что к ним в «Дружбу» кто-то приехал из районного начальства, ибо он тут же вскочил со своего места и подошел вплотную к окну и посмотрел в него. Затем недовольно буркнул. Ванька догадался: наверное, те мужики еще продолжали спорить. Чем же это их Каширин зацепил, что они, как петухи, сошлись и не могут разобраться, кто из них прав, а кто нет?

Каширин вернулся на место:

— Так, дальше. У тебя лично, Иван Иванович, еще какие-нибудь соображения есть, а? Если есть, высказывай, не стесняйся.

— Откровенно?

— Откровенно.

— Нету, Афанасий Львович.

— Почему?

— Вы же сами понимаете, ну…

— Не объясняй, довольно, — махнул Каширин. — Ну что ж, тогда меня слушай, Иван Иванович, — и он перечислил еще четверых.

Ванька взмолился:

— Об одном только прошу, Афанасий Львович, не давайте в бригаду, пожалуйста, Петра Бродова, вы же знаете причину, объяснять не буду.

— Знаю, думал о том. Причем много раз. Всех поименно в Кирпилях перебрал — один там нужен, другой там, в общем, свободных мужиков раз, два и обчелся, — Каширин вздохнул, подождал маленечко.

Ванька не унимался:

— Я хоть с драконом готов встречаться, самым страшным, но только не с быдлом этим.

Каширин вскинул глаза:

— Слова-то у тебя, Иван Иванович, где это ты их поднабрался, в колонии, небось?

— Там я другому научился, — обидчиво заметил Ванька, — человечности.

— Ты так говоришь, что и я готов туда пойти, в колонию, чтоб поучиться той самой человечности.

— Я серьезно, Афанасий Львович.

— Ну, а раз серьезно… — Каширину не давали, видимо, покоя голоса на улице. Он поднялся, подошел к окну, открыл его и рыкнул на мужиков: а ну, чего, мол, тут разбаразились, по местам пусть идут и делом занимаются, развели, видите ли, демагогию, только бы и говорили, и говорили. — На чем мы с тобой остановились, Иван Иванович? — спросил он у Ваньки, вернувшись к своему столу.

Тот махнул расстроенно:

— Не хочу больше на эту тему — нет так нет, но я, — он поднял палец, — предупредил вас, Афанасий Львович, хорошо?

— Что значит — «предупредил»? — насторожился председатель.

— Ну, сказывал, советовал, или как там, чтоб Петра Бродова в бригаду не включали — может дело пострадать.

— Но ты же сам сейчас, Иван Иванович, заявил: готов с драконом заодно, а дракон — это, знаешь, — Каширин повеселел, — ого-го! А Петр Бродов так себе, с ним поразуметь только, на него и давить сильно не надо.