Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

— Вы на себе испытали? — Она еще и язвить умудрялась.

Руки у Екатерины Михайловны и на самом деле дрожали, будто она кур воровала. Но это, так сказать, фигурально выражаясь, а в действительности, что она такое сотворила, что ее вызвали в прокуратуру? Этого, наверное, и сам следователь не знает. А может, он все-таки знает? Может, это она только не знает?

— И на себе тоже, — коротко бросил следователь, не обратив внимания на колкость вопроса, и вернулся на свое место.

— Фамилия, имя, отчество, прошу, — обратился он снова к Екатерине Михайловне.

— Прокина Екатерина Михайловна.

— Год рождения, национальность, род профессии, где проживаете, прошу.

Екатерина Михайловна назвала все это, перечислила, как могла.

— Та-ак, а теперь конкретно. — Следователь испытывающе посверлил ее глазами, — Вам известна фамилия Серов?

— Серов? — повторила Екатерина Михайловна и задумалась на мгновение. — Постойте, постойте. Серов, Серов… По-моему, в цехе первоначальной обработки тканей работает Серов, наладчиком на участке.

— Его как зовут?

— Серова, что ли? Наладчика?

— Да.

— Федор Леопольдович. Хороший такой дядечка. Когда мы идем, он нам обычно жареные семечки предлагает: возьмите, мол, девчата, зубки свои белые поточите, чтоб кусались они больно, чтоб мужикам сладко было.

— Кхм, кхм, — кашлянул следователь.

Екатерина Михайловна сообразила: что-то не то сказала, не в ту сторону заехала, извинилась.

— А еще Серова какого-нибудь вы не знаете случаем? Не встречали когда-либо? — задавал наводящие вопросы следователь.

— Серов… Серов… Ой, сколько их, мужиков, через мои руки — боже мой!

— Кхм, кхм.

— Извините! Я имела в виду другое, я не о том, о чем вы подумали, — оговорилась Екатерина Михайловна. — Я до ХБК работала бухгалтером в колхозе, не главным, конечно, рядовым, затем табельщицей на шарикоподшипниковом заводе, ну, и вот уже который год тут, на ХБК, водителем автокара. А одно время даже инструментальщицу, нашу Зосю, теперешнюю мою подругу, подменяла. Посудите сами, сколько через меня прошло люду — ого-го! Сколько Ивановых, Петровых, Крючковых, Стрельц… Серовых, ну, и тэ дэ и тэ пэ, прикинули? То-то же, миленький!

— Кхм, кхм.

— Извините!

— И все же не спешите, подумайте, Екатерина Михайловна. А вдруг припомните?

— Он что, бандит какой-то?

— Ну… — следователь воздержался объяснять.

— Ну не говорите, и не надо. — Екатерина Михайловна приставила к виску указательный палец: — Серов… Серов… У-уи, нет не вспомню.

— Жаль.

Но Екатерина Михайловна оживилась.

— Вчера, между прочим, на почте встретила Спирина, — сообщила она следователю, как своей подруге Зосе. — Во, хлюст! Всех баб у нас в Кирпилях, как кур, перещупал и умотал! А меня не признал, гад!

— Кхм, кхм.

— Извините! — Екатерина Михайловна опять оговорилась: — Я это к чему: Спирин — такую фамилию знаю, слышала, а Серова, к сожалению, нет.

— Жаль. — Следователь помолчал. Затем порылся у себя в столе, достал оттуда какие-то бумаги, поизучал их.

Екатерина Михайловна сидела тихо, ждала. Она понемногу начинала приходить в себя. Она почему-то ожидала худшего.

— Так вы, сказываете, Спирина знаете, да?

— Спирина знаю. Я же вам о том упомнила первая.

— Ну и как вы его охарактеризуете?

— Кого? Спирина? Я же сказала: хлюст! Всех женщин…

— Я это уже слышал. Вообще, — уточнил следователь, — что он, к примеру, за человек: плохой, хороший, красивый, некрасивый, к чему у него склонности?

— Ага, — Екатерина Михайловна прикидывала, с чего начать и как ей лучше объяснить следователю. — Значит, так. Неплохой, но и не очень хороший.

— Ясно.

— Что касается красоты, так себе, ни рыба ни мясо ни божья кочерга.

Следователь усмехнулся и еще завернул один палец на правой руке:

— Ясно.

— Теперь третье. Что вы еще сказали? Ага, насчет склонностей, да? — Екатерина Михайловна опустила Голову. — Насчет склонностей Спирина Андрея Николаевича я вам уже говорила, не хочу повторяться, я уж и так вам наговорила бочку арестантов, вы обо мне подумаете черт знает что, так?

Следователь не ответил, но палец на правой руке завернул.

— А что он на почте делал?

— Спирин?

— Спирин. Спирин.

— Ничего.

— Как — «ничего»? Но вы же сами сказали: встретились с ним на почте.

— Верно, — поддакнула Екатерина Михайловна. — Я и не отказываюсь от своих слов: встретилась. Я ему еще, к слову, хотела пропеть: «Когда я на почте служил ямщиком, был молод, имел я силенку…» Это так должно было быть по спектаклю, он Алешу, тракториста, играл, а я звеньевую. А он, гад, сбежал — я одни пятки его увидела!

— Кхм, кхм.

— Извините!

— Я вас так понял, — продолжал беседовать следователь, — вы его увидели, узнали, подошли к нему, а он…

— Ага, ага. А он меня не узнал.

— Ясно.

— Но а вы, к примеру, не видели, куда он потом пошел, не заметили?

— Кто?

— Спирин.

— А-а, Спирин. Нет. Я на почту ходила деньги получать, мне родители малость подбросили, спасибо им, добрые у меня родители, не обижают меня, слава богу.

Следователь усмехнулся:

— Вы что же, Екатерина Михайловна, верите в бога?

— С чего вы взяли, Иван…

— Феоктистович, — подсказал следователь.

— С чего вы взяли, Иван Феоктистович? — Но Екатерина Михайловна тут же сообразила: — А-а… Конечно, конечно — к слову.

— Но мы отклонились, Екатерина Михайловна. Итак, вы, значит, не заметили, куда, в какую сторону пошел Спирин?

Тут она подняла голову:

— Постойте, постойте, Иван Феоктистович, а при чем тут Спирин, объясните мне, пожалуйста? То вы сначала про какого-то Серова, теперь про Спирина. Я ведь о нем просто так вспомнила, фамилии обе короткие и на «с» начинаются. Серов и Спирин. А вы меня теперь Спириным донимаете.

— Кхм, кхм.

— Извините! Погодите, а чего я такого сказала? — спохватилась Екатерина Михайловна.

— Ничего.

— Ну вот! А-а… — Екатерина Михайловна улыбнулась: — На воре шапка горит!

Следователь поднял на нее глаза:

— Хотите откровенно, Екатерина Михайловна?

— Давайте, Иван Феоктистович?

— Я ведь, признаться, и сам не знаю, кто мне нужен: Серов или Спирин.

— Как это? — у Екатерины Михайловны и брови поползли вверх. — Как это? — повторила она.

— А вот так. Не знаю, к сожалению.

— Чего ж мы сидим тут, суп толчем?

— Мы с вами не суп толчем, Екатерина Михайловна, — поправил ее следователь. — Мы с вами серьезную работу выполняем.

— И это вы называете работой? Знаете что это?

— Что?

— Извините, Иван Феоктистович, за грубое слово, но я люблю говорить открыто и прямо — треп это! Точно так я вчера со своей подругой Зосей ночью по телефону, а потом у нее на квартире разговаривала. Я это трепом называю.