Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

Тут, по всей видимости, дошло и до Екатерины Михайловны, и она извинительно на него посмотрела:

— Но я на самом деле не знаю, куда исчез Серж, убейте меня.

Следователь пораздумывал:

— Он далеко не мог уйти. — И без слов направился к двери.

Именно в этот миг Екатерина Михайловна и вспомнила, от кого и когда слышала фразу «Вошь на аркане!» — от Спирина Андрея Николаевича. Ах Андрей, Андрей, покачала она головой, точно мать, увидевшей проказы своего дитяти, действительно оказался всех мудрей!

Сделав два шага, Екатерина Михайловна беспомощно опустилась в кресло: что же ей делать теперь, бедной?

После обеда ей позвонили из прокуратуры прямо на работу, попросили срочно прийти. Она подошла к мастеру и объяснила: ее вызывает следователь. Но он пусть ничего такого не думает, если что, у нее есть отгул. Мастер отпустил.

На этот раз Иван Феоктистович был озабочен и потому приступил сразу к делу.

— Итак, Екатерина Михайловна, — начал он, — я вас слушаю.

Екатерина Михайловна чуть подрастерялась.

— А я наоборот собралась вас слушать, Иван Феоктистович, — проговорила она детским голосочком.

— Кхм, кхм.

— Извините. — Екатерина Михайловна собралась с мыслями. — Но, поверьте, Иван Феоктистович, не знаю, с чего начать. — Однако тут ей пришло в голову, о чем она вспомнила сразу, после их ухода. — Да, — снова заговорила Екатерина Михайловна, и рассказала все по порядку, сначала про то, как эти слова произнес на почте Спирин Андрей Николаевич, а затем и про историю с Сержем.

— Он так и сказал? — уточнил следователь.

— Да. Так и сказал.

Следователь помолчал.

— Та-ак, Екатерина Михайловна, ясно. — Он постучал по столу костяшками пальцев.

У Екатерины Михайловны и мурашки пробежали по телу — в кабинете неожиданно установилась какая-то неприятная тишина.

— Скажите, вы давно встречаетесь с Сержем? — задал очередной вопрос следователь.

— С Сержем? — Екатерина Михайловна покивала: давно, мол.

— С какого примерно времени?

— Ну, месяца три, кажется, — вспомнила Екатерина Михайловна.

— Три месяца — разве давно?

— Для меня — да.

— Что значит — для вас, Екатерина Михайловна?

— Я мужиков долго не терплю!

— Почему?

— Все они проходимцы и жулики. Они все одного добиваются: женского тела!

— Кхм, кхм.

Екатерина Михайловна подняла голову!

— А что я такого, Иван Феоктистович, сказала? У вас что, жены нет? Вы что же, со своей женой через стенку спите, да!

— Ну жена иное дело…

— А я, Иван Феоктистович, свободная птица, я рождена, быть может, для большого полета! — взяла высоко Екатерина Михайловна.

— Но у вас есть шанс, — тонко заметил следователь.

— Какой? Объясните.

— Вы можете, Екатерина Михайловна, низко упасть и больно удариться.

Екатерина Михайловна уже пожалела о том — ляпнула, не подумав.

Она опустила голову:

— К сожалению, упала.

— Ну что ж, — удовлетворенно подытожил следователь, — коль вы осознаете это, уже кое-что, уже лучше.

— Я начала давно осознавать, Иван Феоктистович, — поделилась своим Екатерина Михайловна, — но вот никак не могу остановиться, все еще качусь по инерции, как та бочка с дерьмом!

— О-о! Екатерина Михайловна, зачем же так грубо? Помягче бы слова.

— По отношению к кому, Иван Феоктистович?

— По отношению к себе, конечно.

— К сожалению, не заслужила.

Следователь слегка похлопал в ладоши:

— Браво! Браво, Екатерина Михайловна! Два ноль в вашу пользу.

— Вы что, Иван Феоктистович, футбольный болельщик?

— Отчего так?

— Ну, счет ведете.

— А вы, Екатерина Михайловна, — в свою очередь спросил следователь, — не болеете?

— А-а, нет. Это Серж болел страшно, прибежит, бывало, ко мне и уже из прихожей: включи, Катрин, телевизор — мой «Спартак» играет!

— Значит, вашему Сержу нравился футбол, да?

— Почему моему, Иван Феоктистович?

— Извините, оговорился. — Следователь приложил руку к груди: — Нашему Сержу.

— Нашему, нашему.

— Значит, нашему Сержу, — продолжил следователь, — футбол нравился, да?

— Да.

— А что еще?

— Что еще? Многое.

— Ну, к примеру, Екатерина Михайловна?

— Еще бабы, Иван Феоктистович, он за ними как нитка за иголкой, куда они, туда и он, бабник он страшный!

— Кхм, кхм.

— Извините.

— А что ваш… Извините! А что наш Серж еще любил?

— Еще? Деньги соответственно.

— А они были у него? Водились?

— Раньше не замечала.

— А потом?

Екатерина Михайловна задумалась:

— Вчера пачку денег достал и бросил мне на стол. На, говорит этак жестко, это, мол, тебе на аборт.

— Кхм, кхм.

— Извините!

— Деньги были в каких купюрах?

— В каких? Двадцатипятирублевки.

Следователь присвистнул.

— Он мне объяснил, Серж, будто бы вертящуюся сцену в каком-то из районных дэка изготовили, а им за это хорошо заплатили.

— И вы ему поверили, Екатерина Михайловна?

Она пожала плечами.

— Вы знаете, что он никогда не работал в театре?

— Нет.

— Вы и не подозревали?

— Нет.

— Что же вы о нем тогда думали, Екатерина Михайловна?

— О Серже? — Она этак высокомерно повернула голову: — Что и обо всех мужчинах: они все до единого прохвосты и проходимцы!

— Кхм, кхм.

— Извините, пожалуйста, Иван Феоктистович! Кроме вас, конечно, — оговорилась тут же Екатерина Михайловна и еще добавила: — Это мое личное мнение.

— Вижу, вы, Екатерина Михайловна, страшный мужененавистник!

— Что-о? Аа-а. Не-ет, — не согласилась со следователем Екатерина Михайловна. — Мужчин я люблю, красивых, обаятельных, веселых и находчивых.

— Таких, как Серж? — вставил следователь.

— Почему же, не только. Мне вот, к примеру, и вы, Иван Феоктистович, по душе.

— Кхм, кхм.

— Извините!

— Однако мы, Екатерина Михайловна, отклонились от главного, — напомнил следователь.

— Но это не я, Иван Феоктистович, вы сами меня не туда ведете.

— Хорошо, я исправлюсь.

И у них пошел разговор о Спирине, Екатерина Михайловна рассказала следователю про этого человека все сначала.

Наконец беседа окончилась.

Уходя, Екатерина Михайловна, уточнила: она еще им понадобится? Следователь утвердительно кивнул: да, понадобится. И предупредил: Серж у нее может снова объявиться, так что ей следует быть повнимательнее.

— А что, — удивленно спросила у него Екатерина Михайловна, — Сержа разве вчера не поймали?

— У вас, к сожалению, — объяснил следователь, — было распахнуто окно.

— При чем тут окно, Иван Феоктистович?

— При том, Екатерина Михайловна, Серж вылетел через него.

— Как?

— А вот этот вопрос, Екатерина Михайловна, нас сейчас и волнует.

Екатерина Михайловна не понимала ничего:

— Он что, с крылышками, мой Серж? Он что, ангел небесный?